На первый взгляд все люди одинаковые. Но нет, все разные. А особенно отличаются европейцы от восточных людей. Мы носим одежду, под которой скрываем наше тело и показываем только любимому или любимой. Для европейцев есть ещё пляж. Там мы отдаём нашу кожу огромной микро грили с её многочисленными солнечными лучами. Она включается богом с 5 утра и выключается только ночью. А потом перед зеркалом некоторые рассматривают, достаточно ли они поджарились, и не набрали ли лишние килограммы от съеденного гамбургера. Мир тела правит нами. Порой мы теряем истинные ценности и находим искусственные. Например, в силиконе, которым стараются изменить своё тело.
Здесь же, в этом мире Израиля и Палестины, в мире вечной войны арабов и иудеев всё намного проще. Нет силикона, а есть верность. И ещё есть много табу для женщины. Жена верна своему мужу, а если нет, то её просто закидывают камнями. Дикость конечно ужасная. Но так устроен этот мир и мы, приехавшие сюда, не вправе менять традиции. Жизнь вокруг течёт медленно, как и тысячи лет тому назад. И солнце то же и пустыня та же. Когда Лондон был деревушкой полной крестьян и грязных свиней – Иерусалим был городом древних цивилизаций. Восток он тонок как нить, и как нить, натянутая над огнём, непрочен.
Пришло время зла и красивая девушка может легко взорвать себя в толпе. Она становится шахидкой. Милый ангел, наполненный взрывчаткой и кем-то хорошо сагитированный, взрывается в толпе. Зачем? Наверное, мстит кому-то за любовь, или может быть просто мстит всем людям за то, что не услышали её крика. Одетые в чёрные паранджи они везде. И как их отличить от мирных девушек я не знаю. Не будешь же ты каждой под юбку заглядывать. Порой они ужасно толсты, а порой очень даже красивы и милы. Да только не видать ничего. Всё эта чёрная ткань от пяток до ушей.
Вот так стоим мы возле джипа, а вокруг красавицы ходят мирные, приветливые.
– Интересно, а она мне улыбнулась?
– Кто?
– Вон та, худенькая.
– Илия, тебе вон та улыбнулась.
– Которая из них?
– Вон та, что толстенькая.
– Фу, какая гадость.
– Зато верная будет. Кто же на такое позарится?
– Влад, прекрати. Это не хорошо, вот так о женщинах.
– А как можно?
– Ну вот, например: бутон прекрасной розы.
– Ага, а ещё?
– Капелька росинки.
– А ещё?
– Я что вам справочник? Устроили мне тут что, где, когда.
– Ну, всё-таки, Илия. Как ты ещё женщину называешь? Ты же грузин. У вас там в горах женщина священна.
– Она, Влад, и тут и везде священна.
– Ну, всё-таки, Илия?
– Ну, поклонение беспрекословно.
– Рабство что ли?
– Нет, Андрей. И прекрати смеяться. У нас к женщине особое отношение. Как к звезде, которая горит и не погаснет, пока ты не закроешь глаза. А открываешь их, когда чувствуешь прикосновение губ и нежных рук. Когда тебя касается дыхание…
– Орбит.
– Что, орбит?
– Ну, свежее дыхание.
– Дурак вы, ваше благородие Андрей.
– Влад, он обзывается.
– Правильно делает.
– Двое на одного, да?
– Ты Андрей используешь женщин как одноразовые станки.
– «Жилет», лучше для мужчины нет. Попользовался и в мусорник.
– Ага, смотри, чтобы этот «Жилет» в порыве мести не отрезал твоё имущество, так бережно хранимое.
– Зачем, Илия?
– Ну, а как же тебе ещё отомстить?
– За неверность?
– Ну да.
– Глупые вы. Это слово секс… Что может быть слаще?
– Любовь, Андрей. Слушай Илию и молчи. Давай, Илия, рассказывай.
– Порой, когда спускаешься с гор…
– За солью… Ай, Влад, за что ты мне подзатыльник влепил?
