– Извините, – сказал он, коснувшись его руки. – Мой отец очень болен. Вы не знаете, где тут иудейский храм?
Прохожий, прижавший ко рту платок, опасливо посмотрел на него сверху вниз.
– Где-то есть синагога, а где – не знаю. Лучше в больницу отца отведи. – С этими словами он повернулся и пошел своей дорогой.
Только третий прохожий смог назвать адрес. Джулиус помог отцу подняться и заметил невдалеке извозчика.
«Придется деньги из кошелька взять», – подумал он, гадая, сколько запросит извозчик.
Отцу было совсем худо, он не понимал, где находится.
Фиакр повез их обратно вниз, потом свернул налево – в лабиринт узких улочек, где террасы поднимались уступами к следующим «этажам» улочек, а дома стояли так тесно, что соприкасались друг с другом. Там пахло специями и дубленой кожей – непривычный, пыльный, теплый и загадочный запах. Из окон домов выглядывали женщины в покрывалах, а смуглые мужчины с крючковатыми носами стояли у дверей своих лавочек. Извозчик остановился перед неприметным белым зданием, зажатым между двумя массивными домами.
– Вот синагога, – сказал он и, презрительно сплюнув, протянул руку за деньгами.
Несмотря на бушевавшую в душе ярость, Джулиус молча расплатился – времени пререкаться не было. Он постучал в дверь. Ему открыл пожилой мужчина с черной бородой, доходившей до пояса. Его темные глаза улыбались, и мальчик понял, что здесь им помогут и больше не надо ничего бояться – все заботы снимут с его плеч, они с отцом в безопасности. Они среди своих, а это – сам раввин.
– Я привез отца, – сказал Джулиус, и сдерживаемые до того слезы потекли у него по щекам.
Он не мог говорить. Раввин все понял. Он обнял отца за плечи. Здесь не было ни странных южных запахов, ни таинственности, ни больших пурпурных цветов, только тишина и спокойствие. Они вошли внутрь, и дверь за ними закрылась.
Раввин Моше Мецгер сам кормил и лечил отца.
Джулиусу дали одежду и вдоволь еды и питья. Неужели это все появлялось из-за железных дверец в храме?
– Когда отец поправится и сможет уехать?
– Он не уедет, – ответил Моше Мецгер. – Неужели ты еще не понял, сынок? Это ваш дом. Ты и твой отец – дети храма.
– А это надолго?
Раввин засмеялся и погладил бороду.
– Пока твой отец не окрепнет настолько, чтобы сдвинуть Атласские горы. Вот и подумай, надолго ли.
– Папа никогда гору не сдвинет, – ответил Джулиус. – Я не глупый и понимаю: это значит, что мы останемся тут навсегда. Алжир станет нам родным городом, как когда-то Париж, а до этого Пюто. А платить надо будет? Мы бедные, у нас ничего нет.
Больной покраснел от стыда и протянул руку.
– Ты маленький грубиян, – сказал он. – Он скверный мальчик, месье раввин.
– Сообразительность у него в крови, – ответил Моше Мецгер, улыбнувшись и легонько ущипнув Джулиуса за ухо. – Не ругайте его.
– Я умею на рынке торговаться, – похвалился Джулиус.
– Это хорошо, дитя мое. А подготовить свою душу к служению в храме ты сможешь?
– Джулиус хочет стать раввином, – горячо поддержал его отец. – Язык он знает, и я много ему рассказывал. Больше всего на свете я хочу, чтобы он стал раввином.
– А ты сам этого хочешь? – спросил старик Джулиуса.
– Да, это было бы здорово, – ответил Джулиус, а сам подумал, что вырасти и стать мужчиной, достичь полного расцвета сил, уехать из Алжира, увидеть весь мир, все города и моря, новые места, новых людей, повстречать множество разных мужчин и женщин, жить и любить, иметь больше власти, чем все остальные, достичь таких высот, которых еще никто не достигал, быть не раввином в храме, а самим собой, Джулиусом Леви, – тоже было бы здорово!
