– Не волнуйтесь, княгиня, мы вам верим, – ласково заверил ее сыщик.
– Я подошла к двери, услышала голос отца – он гневался, сильно кричал. Я чуточку приоткрыла дверь, на щелочку, чтобы посмотреть, на кого отец так кричит. Я никогда раньше не видела его таким злым и рассерженным. С кем он говорил, я не смогла разглядеть, только черный плащ со спины и темная шляпа на голове, ну такая, как носят гвардейцы. Отец несколько раз повторил: «Вы не понимаете, о чем просите. Это невозможно, я этого делать не буду». Черный плащ тихо, но угрожающе сказал: «Информация, что в этом дневнике, никуда не должна просочиться. Она должна быть уничтожена немедленно». Отец кричал, что какой-то Яновский все сам придумал, что этому никаких подтверждений нет. Черный плащ что-то угрожающе сказал ему, что если эта информация из дневника попадет в свет, то это будет просто катастрофа, хуже революции, что все государство наше рухнет, а мой отец – дурак, если это не понимает. И что если тот не уничтожит бумаги Яновского, то отцу мало не покажется, мало того, что потеряет должность и уйдет под суд, но также лишится жизни, – при этих словах барышня замолчала.
В комнате повисла тишина.
– Что же было потом? – нарушил тишину Свистунов.
– Я очень испугалась, бегом бросилась от дверей. Еще не хватало, чтобы меня застигли подслушивающей. Я боялась того незнакомца в черном плаще, боялась, что он меня увидит. Я опять побежала по анфиладе комнат, натыкалась на каких-то людей, по дороге плакала. Потом успокоилась, вытерла слезы и вернулась к папеньке. Секретарь Старыкин был уже на месте, сказал, что Яков Давыдович может меня принять. Отец был тих и задумчив. Сославшись на головную боль, он предложил отправиться домой. Я ему не рассказала, что слышала этот разговор.
Девушка громко вздохнула, поправила складки на платье, затем продолжила:
– Это было три дня назад, во вторник, а в среду ночью папеньку хватил удар. Наш доктор Бровицкий говорит, что-то типа нервной горячки, второй день отец в бреду. Ничего не говорит, не приходит в сознание.
– А от меня вы чего хотите? – удивился Аристарх Венедиктович.
– А вот посмотрите, что я нашла в вещах папеньки, когда перебирала бумаги, – девушка протянула обомлевшему сыщику старый блокнот в потрепанном переплете. – И скажите, что с этим нужно сделать.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни
– Представляешь, у меня тут рядом в деревне бабушка жила. Я в детстве частенько у нее гостила, – подставив курносое лицо яркому летнему солнышку и распластавшись на травке, промурлыкала Майя.
– Хорошо тут как, – с легкой ленцой в голосе ответила Стеша и перевернулась на живот, подставив солнышку обтянутый коротенькими шортиками зад. – В Питере такой солнечной погоды даже летом не встретишь.
– Слушай, а нас не хватятся в лагере? – поправив солнечные очки, съехавшие на кончик носа, спросила подруга.
– Не-а, кому мы там нужны? Студент спит, а практика идет, – ухмыльнулась Белинская.
Ее загорелое личико на фоне ярких огненно-рыжих косичек смотрелось просто умилительно, особенно выделялось по контрасту с изумрудной полянкой, на которой загорали две студентки исторического факультета.
– Вот тут ты, Стефания Батьковна, совсем не права. Я ведь столько сил вложила, чтобы к Апраксину на практику попасть, и тебя сюда притащила. Я так хотела в раскопках Шум-горы поучаствовать! – мечтательно закатила глаза Майя.
