Доминика осторожно заглянула в щель и обомлела. В комнате, на красивом мягком диване сидел Эмиль. Перед ним на маленьком столике стояли два хрустальных бокала на тонких ножках, серебряное ведерко со льдом и пузатой зеленой бутылкой, перевязанной лентами. В подсвечниках горели ароматические свечи и до одури сладкий возбуждающий запах струйками просачивался в прихожую. По визору транслировались весьма неприличные сценки под чувственную музыку. Тут появилось и второе лицо этого действа: занавес импровизированной сцены открылся, и стройная женщина в кружевном нижнем белье, туфлях на острых высоких каблуках и в шляпке с черной, почти непрозрачной вуалью сделала красивый оборот, держась за блестящий пилон и изгибаясь ловко и эротично. Вот она подняла вуаль и сбросила шляпку. Роскошные платинового оттенка кудри рассыпались по ее плечам. Сильно накрашенные глаза были полуприкрыты в вожделении, алые, почти светящиеся губы звали и хотели мужчину. И этим мужчиной был Эмиль. Он встал, небрежно скинул китель и, как бы подыгрывая партнерше, начал медленно снимать тонкую белую сорочку. При этом его лицо, отражающееся в зеркале, было таким же сладострастным. Наконец он отбросил рубашку и, подойдя к женщине вплотную, нежно обнял, поцеловал и бережно усадил на диван. Потом взял из ведерка бутылку и резким движением открыл ее. Игристое вино зашипело рванувшись из бутылки, и обрызгало пеной ноги женщины. Та взвизгнула:
– Ах! Я безнадежно промочила туфли.
– Что за беда? – произнес он. – От них все равно пора избавиться.
Он ловко снял с нее туфли и тут же расцеловал обе ножки. Женщина довольно рассмеялась и растянулась на диване. Тем временем Эмиль наполнил и подал ей бокал, а потом взял ее туфлю за каблук и налил туда вина для себя.
– За самую обаятельную и влиятельную женщину на всей Лее! – провозгласил он и выпил вино залпом.
Она тоже сделала глоток из своего бокала, и ластясь к Эмилю, игриво спросила:
– У вас на Земле все мужчины такие непосредственные? Или только ты один грешен, а остальные – божьи праведники?
– Целомудрие мужчин означает конец всему человеческому роду, – прошептал он с придыханием и стал медленно стягивать с ее ножки кружевной чулок.
Доминика очнулась от столбняка и, более не в состоянии глядеть на все эти фривольности, покинула свой наблюдательный пункт. Быстро миновав холл, преодолев тяжелую дверь и чуть не упав с крутой лестницы, она в изнеможении присела на последнюю ступеньку. Почти в то же мгновение кто-то схватил ее сильной рукой и зажал рот. Вслед за этим она услышала знакомый умоляющий шепот:
– Только не вздумай кричать, ради Бога не вздумай кричать. Пусть я негодяй, пусть занимаюсь низкими вещами и поэтому недостоин своих званий и тому подобное, только не вздумай кричать, прошу тебя, умоляю… Ну, обещаешь, пожалуйста, у меня нет времени, совсем нет времени.
Доминика кивнула головой, на сколько ей позволяла крепкая хватка Эмиля, и тот сразу отпустил ее. Она обернулась и увидела его лицо: глаза его выражали такой редкостный испуг, какого она и представить не могла на этом мужественном, не знающем страха лице.
– Какой кошмар! – продолжал он тем же тревожным шепотом. – Ты всё-таки выследила меня! Ах, Доминика, если бы ты знала, во что сейчас вмешиваешься! Если тебе совсем не жалко меня, гнусного лицемера и обманщика, то пожалей хоть себя, свою жизнь. Умоляю тебя, уходи, уходи беззвучно и больше никогда не возвращайся сюда. И не говори, пожалуйста, не говори никому об этом…
