– Погоди, Иван, – тихо сказал я, изумленно уставившись на него, – а что ты вдруг решил мне рассказать все это?
– Ты же – урус. «Встретишь уруса, что ищет камни да руды в земле, – говорил мне слепой старик, – веди ко мне», да. Так он и сказал и еще описал тебя подробно, внешность, что молод, даже про родимое пятно на безымянном пальце твоей руки знал, что словно перстень.
Я посмотрел на свою правую кисть. Действительно с рождения на первой фаланге безымянного пальца у меня было светло-коричневое родимое пятно в виде перстня.
– Я тогда охотился в здешних местах, – не обращая внимания на мой растерянный вид, продолжал Иван, – да медведь меня заломал. Еле живым остался, да. Старик тот меня спас. Появился словно из-под земли, руки поднял и как закричит что-то на непонятном языке. Медведь хватку ослабил, а после и вовсе отпустил. Встал на задние лапы, заревел. Все, думаю, хана человеку. А тот руки-то вниз опускает, смотрю, тут и медведь на четвереньки встал, а затем набок повалился и лежит, словно мертвый, но дышит. Заснул, стало быть, да. Потом и я сознание потерял. Ничего не помню. А как очнулся, смотрю, раны-то мои все зажившие. Лежу на том же месте, а старик надо мной стоит и говорит тихо: «Живи человек да помни, за помощь тебе не жду благодарности никакой. Лишь просьбу выполни» И просьба та была, что я тебе уже поведал. Привести тебя, значит, да. Сказал, сел, скрестив ноги, и в воздух поднялся от земли. А потом, да, и вовсе исчез. А я заснул сразу. Потом, как проснулся, все понять не мог, правда все иль причудилось? Смотрю, а на теле-то рубцы от ран заживших, а метрах в пяти медведь лежит, спит. Значит, старик тот взаправду был. Гадал я с того времени, что за урус такой? А теперь понял. Ты это, да. Где же я еще могу другого уруса встретить, что камни до руды ищет, геолога, значит, да с отпечатком родимым на пальце? Да и по описанию облика твоего ты это.
– Ну, Иван, заинтриговал ты меня своим рассказом. Что ж ты раньше не сказал, когда вверх по течению шли?
– А я, урус, все присматривался к тебе. Хороший ты человек аль нет? Плохого человека я бы к старику не повел. Не должно плохое к хорошему водить. Вдруг у тебя сердце злое? Вдруг ты чего плохого старику бы сделал? А он спас меня, хоть и сказал, что не должен я ему ничем, да. Но, смотрю, человек ты хороший, добрый. Людей любишь, традиции наши, легенды собираешь. Ты, верно, и есть тот, кого старик видеть хочет, да.
– Спасибо тебе на добром слове, – хлопнув Ивана по плечу, с улыбкой сказал я. – А друзей-то моих мы с собой взять можем?
– Нет, не можем. Старик сказал, только одного уруса приводи, да.
– Хорошо. Сейчас напишу им записку, и пойдем. Плохо, конечно, так, не попрощавшись.
Я вырвал лист из своего путевого дневника, взял карандаш и быстро написал: «Друзья мои, нам с Иваном необходимо уйти на некоторое время. Не ждите нас. Сплавляйтесь по реке дальше. При встрече все объясню. Ждите меня в Троицко-Печорске. Андрей».
Обмотав бумажку вокруг чалки, я закрепил ее с помощью бельевой прищепки. Мы взяли с собой по ружью, кое-что из пищи и быстро углубились в лесную чащу, в другую сторону от моих друзей.
16 августа. 1988 год. Вчера Иван привел меня на то место, где он впервые повстречал старика. Три дня он вел меня оленьими тропами. Лес становился все чаще, и к концу третьего дня мы зашли в такой непролазный бурелом, что передвигаться без топора стало трудно. Иван опять молчал и лишь изредка предупреждал меня о всяких неприятностях, поджидавших нас на пути, особенно когда на второй день мы медленно брели через огромное болото. Конца и края, казалось, ему не было видно. Но Иван упорно шел вперед, и по всему было видно, что дорогу он знает хорошо. Один раз, правда, я все же угодил в трясину, но Иван с невозмутимым видом нагнул ко мне ствол растущей рядом березки, и я благополучно выбрался из липкой жижи.
