Путь палача - страница 12

Вибрирует земля.

Между нами – метров шесть. Ловко вытаскиваю верёвку пальцами. Ещё вот-вот, и я смогу в ладони ощутить ее кончик. Но время тянется, а паренёк стоит, докуривая вторую сигарету. Его сердце стучит бешено. Да, он предчувствует. Люди всегда предчувствуют свою смерть. И ровно год назад он тоже её ощущал. Он буквально знал, что с ним произойдет – а потом забыл, как это всегда и происходит. И лишь только сейчас у него внутри возникает давно знакомое чувство.

И это чувство почему-то я особенно люблю. Страх.

Я питаюсь им, словно воздухом. И лишь только страх толкает меня вперёд и не останавливает перед поставленной задачей.

Есть. Кончик верёвки в ладони. Два метрам между мной и Стивеном Стоуленом. Стук сердца его настолько быстр, что я вижу замешательство в этих молодых глазах.

Он был так счастлив. А сейчас – несчастнее всех. Но мне не жаль. Это моя работа.

Полметра. Я поднимаю голову, уже открыто встречаюсь с его глазами, хватаю парня за плечо. Сигарета летит вниз. Разворачиваю его к себе спиной силой, не давай ему сообразить, прижимаю к себе близко и крепко. Левой рукой держа его за грудь, правой я выпускаю верёвку и обматываем её вокруг шеи.

Вокруг его шеи.

И двумя руками с усилием тяну два конца веревки в разные стороны.

Всхлип.

Сильнее. Верёвка на шее сужается ещё больше.

Хрип.

Его молодые руки хватают меня за локти, пытаются сопротивляться. Но я стою намертво, ему не сдвинуть меня с места. Никогда.

Молодые пальцы слабнут. Он издает рычащие звуки, голова его наполняется жаром. Хрипит и задыхается. И хоть он пытается вымолвить мне хоть одно слово, у меня ничего внутри не содрогается. Зато очень хочется закурить.

Я отпускаю его, ослабляя верёвку. Успеваю схватить его за плечи и повернуть к себе. Агония прекращается. Глаза открыты, но видны одни белки. Румянец сходит с лица, и тело его окончательно прекращает шевелиться.

Я кладу Стивена аккуратно на землю. Стою над ним еще минуту, а затем, достав из кармана смартфон, выключаю камеру. Если есть справедливость на земле, то она – не на нашей стороне.

Меня всегда волновал один и тот же вопрос: за кого тогда же я?

Я выходил из сна как из тяжелой комы. Даже на шестой год своей жизни я продолжал видеть безобразные сны, но тогда, возвращаясь в реальность, я быстро забывал о них. Поэтому никому об этом не рассказывал. Словно этого и не было. Хоть и снилось мне это довольно-таки часто – раз или два в месяц.

Свои 6 лет я помню так, словно это позавчера – в деталях не очень, но яркие моменты всё ещё всплывают в памяти. Это вроде бы и важный для меня год, но в тоже время он так похож эмоционально на все остальные, что его не отличишь. И никаких особенных признаков не выявить – у многих детство происходило в точности также, как у меня.

Мне так кажется сейчас. А тогда это были лучшие годы с родными людьми. Я утопал, утопал, утопал…

Особенные люди, у которых я любил бывать – бабушка с дедушкой. Железная калитка оранжево-коричневого цвета и решетчатого вида. Из здешних домов этот белый дом ярче выделялся мне среди остальных. Я заходил в ограду, глаза разбегались на сад с двух сторон. С одной – сливовое дерево, рябина, цветы: анютины глазки, васильки. А с другой – три куста вишни, черёмуха, гладиолусы, ёлочки… Словно в сказку уходил, прибыв сюда. Свой дом мне так не воспринимался.

Но тут…

Особенно лето выдавалось здесь волшебным. Пройдешь еще немного – крыльцо, по которому я забирался сбоку, но не по лестнице. Ещё дальше – будка и собака по имени Джеки, тогда она была маленькой, такой же, как и я. И я любил её понежить, пообнимать. Сама собачка напрыгивала на меня и тоже пыталась обнять…