В детстве восприятие мира было совсем иным. Я глядел на всё вокруг, хлопая удивлёнными глазами, и мой мозг расплывался в бесконечном пространстве. Я почти не смотрел в потолок, огромное усилие для меня было поднять большую тяжёлую голову. Когда я это делал, то терял координацию и иногда падал на пол. Всё настолько преувеличенно громадным было для меня, что я утопал в вещах, на которые бросал свой любопытный взгляд.
Я видел телевизор, что звенел целыми днями. Самая манящая и опасная для меня вещь. Потому что как только я фиксировал глазами картинки, показываемые там, я просто входил в них и с трудом мог вынырнуть обратно. Люди, разные люди с разноцветными волосами, глазами, цветом кожи. Я ощущал, что я – среди них, но они не видели меня. Хотя я стоял очень близко, практически вплотную, и очень удивлялся, что не мог их потрогать, пощупать. Да и язык, непонятный мне. Очень беглый, смятый, сжёванный… Иногда я тонул в цветных кадрах телевизора. В пёстрых цветах: красных, синих, жёлтых, зелёных. Мультяшные герои, постоянные писклявые выкрики, режущие слух, но тем не менее, привлекающие моё внимание.
Тогда я не знал названия всех вещей, которые видел в том возрасте. Лишь сейчас вспоминаю, что то – было телевизором. А то – дверью, постоянно закрывающейся и наоборот. Я её не боялся, но ощущал, что она – зло. Каждый раз она поглощала моих родителей. Когда они открывали дверь, то бесследно пропадали в неизвестности, и нутром я чувствовал, что им грозит великая опасность. Выходя наружу, у мамы и папы был шанс не вернуться обратно.
Поэтому дом для меня всегда был убежищем от внешних угроз.
Иногда я ходил по бескрайнему полу и по пути мне встречались разные недоразумения в виде стульев, стола, тапок, мячей и игрушек. Я замечал, что мог пользоваться яркими вещами – конструктором или мелкими животными разных цветов. Однако у взрослых вещи в основном были тёмных цветов – скучных, но привлекательных для меня. Мне изначально не нравилась ни яркость, ни пёстрость. Мне думалось, что они полны опасности.
Пока я пересекал напольное пространство, по пути я мог залезть под стул и застрять там. Не по своей воле, конечно. Просто он засасывал меня. Ощущая запах дерева, я, как заворожённый, приближался к нему и обнимал.
И каждый раз меня ругали за моё безобразие.
Всё такое большое, а я – маленький. Особенно я мог потеряться на огромном раздвижном диване, куда с трудом залазил. Но только оказавшись там, я утопал в беспространстве и в безвременье. Соприкасаясь с мягкой поверхностью, я полз по дивану, и конечности мои ослабевали. Я полз, полз, казалось, долго. Я полз, и голова моя становилась неподъёмной, пока не соприкасалась с подушкой, и я не тонул в мгновенном сне. На долгое время.
Я не мог сопротивляться.
Сон сам меня съедал.
Диван действительно имел мягкий наполнитель, а я обожал на нём спать в любое время суток.
В тот год я многое познал из окружающего мира. Я познакомился с невероятными домашними запахами, что так манили к себе. Рагу из овощей. Краем уха слышал звук стучащего об доску ножа, и как овощи мгновенно смахивала мама в кастрюлю, а потом ставила на плиту. Особенно ярко мне запомнился запах картошки и лука. Далее всё это смешивалось в единый аромат овощного рагу, что издавал звуки и рычания, когда кипел. Сказать честно, меня манил он к себе, но я боялся. Казалось, что из кастрюли вот-вот вылезет чудовище и съест меня. Поэтому, пока мама находилась на кухне и готовила, я подглядывал из другой комнаты за тем, что она делает.
