– Да, бросал, а потом раз! – и он обнаруживал себя с полу выкуренной сигаретой в руках.
– Как будто без сознания был. – чертыхался он и винил себя в слабохарактерность.
Вот и стал он разбираться что такое это курение по сути. Оказалось это набор привычек, в начале которую он подцепил ещё в детстве, еще купаясь с пацанами в бассейне и копая пещеры на берегу в песке, а потом обросшая ещё другими привычками связываемых с курением. Только в начале это было как приключение в подражание взрослым, докуривая бычки валяться в онемении в беседке над озером.
Очень быстро Добрыня выяснил, что это за набор привычек или по-умному субличность курильщика, принятая как нужность и по частям состоящая из банальных фраз ставших программами в жизни:
– Поел, покури в удовольствие,
– Хочешь есть, покури для заглушения подсасывания,
– Надо решить вопрос? – покури и решишь,
– Не знаешь, что делать? – покури и успокоиться,
– Надо перетереть вопрос с людьми? – покурить вместе с ними,
– Что-то побаливать начало – покури чтобы не бросать резко, здоровье этого не любит,
– Устал от работы – покури и разрешённо отдохни,
– Нужно много поработать? – покури за ранее,
– Вообще пора уже покурить, а то давно не курил, а то ухи пухнут,
– …и ещё двести привычек курить просто по привычке и в зависимости и как «необходимость» и «полезность».
Вот и применяя приём в улучшении зрения образом желаемого как целеуказание изменить привычки как в перерисовке, он и начал их по одной «менять и удалять» из своего арсенала реакций и рефлексивных подсознательных действий.
Но в конце пришлось немного упереться, опираясь на образ хорошей и здоровой жизни свой не куря, просто перестав вообще курить сразу и навсегда. Первые три дня он «болел инфекционным заболеванием» с подъёмом температуры и ломотой в теле. Потом первые две недели это уже как лёгкая простуда. После первых трех месяцев это как выздоровление от бронхита с откашливание гадости из лёгких. Уже первые полгода как как хронический насморк. А через год и через три, это было как провокационные потуги покурить вдруг, но он их уже спокойно перетерпел.
Через 15 лет он уверенно говорил, что бросил курить и уже давно.
Все хорошее когда-то кончается, но и с трудным, тяжёлым хоть и нужным, все таже ерунда обязательно случается. Вот и служба по контракту в армии у Добрыни подошла к «предельному возрасту» и выходу на заслуженную военную пенсию. И хоть он где-то «любил» нечеловеческой «любовью» этот армейскую жизнь с ее «весельем» непрекращающихся «трудностей и лишений», но чувствовал, отвечая на предложения продлить контракт, что пора уже «на выход» из «весёлого армейского цирка». Пора к новому ещё не известному, над чем, по военной присказке, «военные в цирке не смеются».
Первый месяц проживая отпускные, он тупо по-военному отсыпался после годов бесконечных сточных нарядов, где спать разрешалось не более 4 часов не снимая формы. Отсыпался и «остывал» от «тягот и лишений» муштры и дисциплины, от пьянок в командировках, от сдерживания дурости и молодости в балбесах – солдатах, от идиотизма лавирования необходимого соблюдения Устава и необходимости невыполнения его по факту «по жизни».
Потом он стал искать, где бы ему поработать. Поработать так сразу смаху не получилось и ему начинало становится тоскливо от открывающейся истины – никому мы, как и раньше не интересны, хоть с медалями и крестами, хоть без. Все как всегда – твоя жизнь, это только твоя забота.
