Грош посмотрел на Мотыля: сейчас заругает сестру за то, что назвала свое имя первому встречному. Но Мотыль шмыгнул носом и сказал:
– Меня… Иво зовут. А братишку Лас. Будем знакомы, Купер.
Он протянул руку.
– Я Грош, – сказал Грош и протянул свою. – Хайя, Иво.
– Хайя, Грош. Пошли, что ли. Тебе тоже надо обсохнуть. Мать даст что-нибудь переодеться и чаю нальет.
И они пошли через луг к дому с флюгером на крыше.
Женщина, встретившая их в дверях, чем-то напомнила Грошу его собственную мать. Еще не старая и когда-то, похоже, очень красивая, с теплым внимательным взглядом. Только Магда была совсем седая, сколько Грош ее помнил, и он даже не знал, какого, собствено, цвета были волосы его матери раньше. А в темно-русых кудрях кайны Друм, уложенных в аккуратный узел, седины совсем не было, и Грош подумал, что если мать Мотыля распустит волосы и принарядится, она сразу помолодеет лет на десять. Подумал и смутился, потому что такие мысли о матери друга выглядели как-то неуважительно. Чтобы скрыть смущение, Грош начал рассматривать кукол, которых притащила ему Рика. Куклы были дешевые, с нарисованными лицами и нитяными прическами, и только одна выглядела очень дорогой и искусно сделанной: фарфоровое личико с мастерски изготовленными стеклянными глазами и настоящими ресницами, шелковистые медные локоны, нарядное кружевное платье, тщательно оформленные руки с изящными пальчиками и даже крохотными ноготками, шелковые чулки и башмачки из настоящей кожи.
– Эту куклу мне дедушка Братт подарил, – похвасталась девочка. – Ее зовут принцесса Алтын. Правда, красивая?
– Очень красивая, – ответил Грош рассеянно, не отрывая глаз от кукольного лица. – Дедушка Братт?.. Это какой дедушка Братт? Нищий, что ли?
– А, ты его знаешь? – Мотыль придвинул поближе к Грошу блюдо с жареной рыбой. – Мой отец с ним дружит. Отличный старикан. Ешь давай, пока не остыло.
Грош отломил кусочек рыбы, попробовал – вкусно, но есть не стал, озабоченно поглядел за окно.
– Слушай, смеркается уже… Мне пора. Я как с утра ушел…
– Да ладно, чего ты? – Мотыль набил рот рыбой. – Я тебя провожу потом.
– Нельзя мне. Мать будет волноваться.
– Вот, сынок, учись, – кайна Друм ласково посмотрела на Гроша и укоризненно – на сына. – А ты как умчишься, так до ночи тебя ищи с собаками. Волнуется мать, не волнуется – пустяки… А ты все-таки поешь, поешь, мальчик. С утра ведь голодный.
Грош съел одну рыбку, запил чаем и встал.
– Спасибо, кайне Друм. Там одежда моя… не просохла? Если я в чужой приду, мама сразу догадается.
– Сейчас принесу, – кайна Верба кивнула и улыбнулась. – А ты пока чай-то допей.
Грош покорно опустился обратно на табуретку и стал допивать полуостывший чай. Кайна Верба вышла из комнаты, и он, понизив голос, сказал Мотылю:
– А тебе не кажется странным, Иво, что у нищего старика откуда-то взялись деньги на такую дорогую куклу? Ведь ее мастер делал. Не меньше тридцати ибрисов, наверное, стоит.
Мотыль пожал плечами.
– Ну дак… старый Братт очень непрост, кто спорит. Но он человек хороший. Да и нищие в нашем городе, я думаю, побольше твоего зарабатывают.
– Вот, все высохло, – кайна Верба вошла в комнату со стопкой одежды. – Можешь переодеваться – вон там, в спальне. Никто не зайдет, не стесняйся. Иво, посуду помой.
Грош переоделся и заглянул в детскую. Маленький Лас лежал в постели в теплой пижаме и грыз леденец.
– Ну, байя, Лас, – сказал ему Грош. – Больше в воду не падай.
