Из проема двери медленно вышел высокий фашист. Как вечный призрак беззаконного зла, был он прозрачный, худой, и человеческий череп – символ СС – серебряной точкой блестел на фуражке. Вздутыми венами взбугрилось лицо, взгляд в никуда и тонкие руки вскинуты вверх. Медленный немец, без двух минут мертвый, без всяких сомнений – Ырысту это чувствовал – был убежден в своей правоте. Ему не хватило, не повезло, но эсэсовец сделал все, что возможно. Другие закончат. Бардин встречал таких, видел таких в прицеле. Их можно ненавидеть. Даже нужно. Но стоит отдать им должное – верные слуги идеи, солдаты своих, пусть и ложных, но убеждений.
За высоким вышел второй. Тот был мало похож на арийца – круглолицый, седой, кривоногий. Китель седого расстегнут, ремня нет, широкая часть галифе надорвана, свисает лоскутом. Руки за головой, смотрит себе под ноги.
Бардин вылез из укрытия.
– Поди последние, – голос Кириллова за спиной.
– Как знать, – ответил Ырысту, не оборачиваясь. Последние здесь? Или вообще?
Фашисты стояли, к ним осторожно, держа оружие наготове, подходили красноармейцы, и Жорка – в первых рядах.
Бардин и Кириллов двинулись к ним. Надо же посмотреть, кто такой день хороший испортил.
– Нихт шиссен, – промолвил высокий. Без страха, без мольбы, будто делая одолжение.
– Нышьт шиссен, – сказал седой, не поднимая глаз.
А Жорка набросил автомат на плечо и заорал что-то вроде: попались, сукины дети! Ща казнить вас буду, демоны!
– И куды их? – спросил один боец.
– До Ветрова, – ответил кто-то и заржал.
– Э! Да вы че?! – возмутился Жорка. – Это наши «языки». Мы их два дня пасли с товарищем Бардиным. Хотели взять по-тихому! Откуда эта танкетка взялась? Все испортили. Вон тот мордатый – всяко генерал…
И седой, словно понимая, что речь о нем, поднял голову. Руки он все так же держал на затылке, но было это – так показалось Ырысту – неправильно, неестественно.
«Совы не те, кем кажутся», – нелепая мысль упала на Бардина. Тут все не так. Неправильно! Седой. Руки за головой. И из шеи его – Ырысту увидел почти как в реальности – под подбородком седого фашиста вырастали мохнатые крылышки. Смертеныш. Суставчатый, гадкий, похож на летучую мышь. Руки за головой. Ни фига они не сдаются!!!
– Жоркаатасгранат!!! – заорал Ырысту и упал ничком.
Он не увидел, как Жорка метнул – О! Жорка был классный игрок в лапту – седому в лицо он метнул кукушку напольных часов.
Взрыв. Рвануло. Секущие осколки, стоны послышались. Снайпер слегка приподнялся. Вместо седого – месиво. Высокий отброшен, может живой? Поднялся, взглянул: нет, не живой, полголовы снесено. Ырысту обыскал мертвеца: сначала нагрудный карман, другой, потом внутренний, боковые и брючные. Сорвал орден в виде креста, из кобуры извлек пистолет. «Вальтер» тридцать восьмой. Сгодится.
Ырысту оглянулся, увидел лежащих бойцов. Эти – незнакомые.
Кириллов стаскивал каску, стоя у тела Жорки. Боец Моисеев лежал под опаленным кустом, он не попал домой. Ырысту подошел, Жорка, Жорка! Как так?
– Зачем я у него очки забрал? – прошептал Кириллов. – Темные очки, очень ему шли, красиво…
Жоркины руки раскинуты, под головой – лужа крови.
Мореходка, подумал Бардин, три женитьбы. Сбывается половинка на половинку.
– Конец войны, – Кириллов сел на землю. – Самый конец войны.
– Х-херово, – вздохнул Ырысту.
Остальные бойцы поднимались. Они шевелились. Несколько раненых. Из люка танка вылупился танкист. Шлемы у них дурацкие.
