Дед Григорий, успевающий следить за буксиром, нервно бил кулаком по штурвалу, приговаривая:
– Быстрее, растак вашу мать! Быстрее! Как бы не рвануло!
И тут из клубов чёрного дыма на «Зайца» вынырнул ещё один немец. Капитан поднял голову и увидел несущуюся на него смерть. Бешено вращающиеся лопасти машины, словно бы замедлили свой ход, чёрные, пустые зрачки крыльевых пулемётов зловеще подмигнули старику и окрасились красным, выплёвывая раскалённый свинец. Насколько позволял ему возраст, дед Григорий со всей возможной скорости бросился из рубки на палубу. Сильно ударившись коленом о дверь, старик вжался в палубу, когда над ним рой свинцовых пчёл в клочья разнёс рубку, изрешетив всё пространство, где только что был капитан. Тяжело поднявшись, старый капитан длинно выругался вслед фашистскому лётчику и, для наглядности показав неприличный жест, бросился обратно в остатки рубки. Штурвал был пробит и расколот в нескольких местах, но продолжал слушаться и исправно передавал рулевые команды пароходу. А вот переговорной трубы больше не было, как и большей части всей рубки.
Капитан опасливо оглянулся на клубы чёрного дыма, ожидая, что вот-вот вынырнет третий немецкий самолёт. Но взглянув на берег, дед Григорий увидел, что третий самолёт больше не участвует в расстреле судов. Третьего фашиста полностью увлекла охота на людей. Когда он первый раз спикировал на бегущих к лесу детей и женщин, некоторые из них настолько были потрясены и скованны ужасом, что остановились или упали на землю. Некоторые дети просто сидели на песке и от ужаса, непонимания происходящего громко плакали, но не делали никаких попыток спастись. Часть женщин, также сильно испугавшихся вначале, упали, пытаясь вжаться в землю, но потом снова вскакивали и бежали, снова падали, некоторые были ранены и ползли, кто к лесу, кто к своим малышам. Эта ситуация явно понравилась немцу, он снова и снова разворачивал свою машину, чтобы выцеливать и расстреливать пулемётным огнём даже самые маленькие фигурки на береговом пространстве.
Хватаясь за обломки некогда рубки, к деду подбежал Гришка, он запыхался и весь дрожал. Оглядевшись, он спросил:
– Где Марфуша?
Старик указал рукой на место гибели буксира.
– Нырнула, что твоя нерпа! Моя школа, не боись, Марфушка знатный пловец!
Уже не слушая деда, Гришка схватил валяющийся на полу спасательный пояс, быстро нацепил его на себя и прыгнул за борт.
Марфуша не видела атаки на «Зайца», она в это время уже добралась до плачущего ребёнка, уцепившись за плавающую крышу рубки, гладила и успокаивала девочку. Потом, схватившись за обломанные края крыши, стала толкать её перед собой, направляясь к противоположному берегу. Ей приходилось часто останавливаться и отталкивать с пути почерневшие мёртвые тела и крупные деревянные обломки, то и дело преграждавшие дорогу. Девочка перестала плакать, только судорожно всхлипывала, и огромными своими заплаканными глазами смотрела на спасительницу. Марфуша что есть силы работала ногами, помогая себе одной рукой, отчаянно стараясь выбраться из этого кошмарного места. Иногда, задевая рукой что-то мягкое, старалась не думать о том, что это могут быть мёртвые люди, она продолжала усиленно грести. Неожиданно девушка заметила какое-то движение, что-то небольшое, преодолевая течение, направлялось к ней. Остановившись, она вдруг увидела усатую кошачью мордочку, торчащую над водой.
