– Да нет, я уверен, это он просто так сказал по глупости, – махнув рукой в сторону двери, объяснил Керк.
– Нет… не по глупости, – пробухтел доброжил и вновь испрямив спину, продолжил свою неспешную ходьбу по укрывалу, каковое небольшими бугорками и выемками, покоилось на ложе. Ступая потому укрывалу, старичок будучи духом не оставлял после себя каких бы то ни было следов, однако при том, всяк раз спускался в углубления да взбирался на выпуклости. – Я уже не раз замечал, какие он метает в тебя ненавистные взгляды. И все время носит кинжал за поясом, а раньше не носил. А еще все время шепчется с матерью и со своим слугой… скверный такой… скверный этот слуга… не люблю я его… Однажды я подслушал их разговор. Он все говорил, что ненавидит тебя, что ты недостоин престола… что ты никто… и оскорблял, оскорблял тебя, а тот слуга сидел, молчал, да лишь желчно кривился…. А мать твоя тоже хороша. Успокаивает его, говорит ему, чтобы он не злился, чтобы не волновался. Нет, они точно что-то задумали против тебя, – сокрушенно закончил доброжил, и утер свои глазки, а дворовой и жихарь одновременно тяжело вздохнули.
– Задумали? – переспросил Керк и ошарашено посмотрел на духов.
– Да, задумали, я так твоему отцу об этом и сказал, – добавил доброжил, и порывисто закивал головешкой так, что казалось еще морг и она у него отвалится, да бухнется прямо в ту самую выемку созданную укрывалом, подле оной дух недвижно застыл.
– Сказал, а он что? – заинтересовался сын правителя, и почувствовал, как встрепенулась каждая жилочка в его теле, и туго застенала внутри душа.
– Он молчал, молчал, но слушал. Сказал, что Эрих глупый мальчишка и ему полезно поспать, – раздраженно покрутив головой, заметил старичок, да вновь продолжил свой неспешный ход.
– А про мать, что он сказал, про мать? – взволновано вопросил Керк, когда доброжил повернувшись, медленно двинулся по направлению к юноше.
– А про мать, он ничего не сказал, но видно было, что думы тяжкие на него налегли, – певуче закончил доброжил и почесал затылок.
Керк примолк, обдумывая сказанное старичком, замолчал и дух, а вместе с ним и дворовой с жихарем. А немного погодя сын правителя малеша скосил глаза, и, воззрившись на доброжила, каковой подошвой правого сапога старался выпрямить вздутие на укрывале, молвил:
– Погоди доброжил, но ты ведь не разговариваешь с отцом-правителем, ты же обижен.
– Конечно, обижен и никогда бы не заговорил, – откликнулся старичок, и, оставив попытки разровнять укрывало, спешно подступил вплотную к сыну правителя. Он протянул вперед ручку и погладил кончиками своих волосатых пальчиков того по лицу. – Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я ведь, хозяин, долго живу на свете, видел всех твоих предков: и твоего прадеда, и твоего деда, и отца. Зрю я каков ты и каков твой брат. Я не хочу, чтобы такой бесчестный, властолюбивый и злобный мальчишка правил этой страной. Нет, только ты достоин, занять престол Восуров, ты – первенец Богомудра… В этом нет никаких сомнений.
– Спасибо, доброжил, за добрые слова, – благодарно ответил Керк и также ласково погладил по голове старичка. – Но может, не стоило говорить отцу о том, что случилось вчера между мной и братом. Я не хочу, чтобы Эрих думал, что я не сумею постоять за себя.
– Тут дело не в том, что будет думать Эрих, важно чтобы ты был жив, – заметил низким, сиплым голоском, до этого молчавший, овинный жихарь и словно баран потряс головой. – После беседы с доброжилом правитель будет знать всю правду, а в ином случае лишь то, что скажет ему правительница. А она скажет, что ты свой дар используешь во вред брату.
