Тина вскочила, метнулась к двери, но тут же вернулась. Сердце колотилось радостно. Жив, жив Роман, хоть заклятия его и пали. Но он живой, только что виденный, там, на дне. Тина коснулась пальцами воды, и почудилось ей, что касается она Романа. Кожи его на щеке… Но чего-то испугавшись, отдернула руку. Села на диван. Надо успокоиться – все хорошо, живой он, занят своими колдовскими делами. И хорошо. А Тина сейчас к Эмме Эмильевне, жене Чудодея, побежит и все той расскажет. Потому что держать в себе такое силы нету.
Прошла неделя. Никто больше не пытался проникнуть в дом, но посетители все еще являлись каждый день поутру.
Однажды Тину на улице подкараулил какой-то подросток, круглолицый, в старой куртке, из которой он давно вырос. Тине показалось, что однажды она его уже видела. Точно видела – в тот день, когда…
– Вы тоже, как господин Вернон, по воде найти можете… ну, если кто пропал? – спросил парнишка.
– Я не могу, – тут же принялась отнекиваться Тина.
– Почему?
Она растерялась. Не могла объяснить, почему не может делать то, что умеет Роман.
– Господин Вернон мне самых главных заклинаний не открыл, – соврала, хотя точно знала – не в заклинаниях дело.
– Жа-аль, – протянул подросток. – А может, попробуете? Может, у вас получится?
Тина отрицательно замотала головой.
– Кого ты ищешь? – спросила все же.
– Друга. Он уехал. Исчез.
– Вернется, – пообещала Тина.
Паренек ничего больше не сказал и ушел.
Время бежало. Но Роман так и не появлялся.
Осень тянулась медленно, через силу наступила зима, и дни полетели, как снежинки. Однообразно бесцветные, они таяли и уходили в небытие.
Под Новый год позвонил отец Романа и спросил, не вернулся ли его неблагодарный сыночек. Голос у Воробьева-старшего был испуганный. Как только Тина сказала «еще нет», старик тут же повесил трубку.
В деньгах Алевтина не нуждалась – Роман оставил наличными крупную сумму. Но безделье, которое подле Романа было милым и естественным, теперь обернулось мучительной тоской. Тина не однажды рылась в бумагах колдуна, пыталась найти тайные заклинания, да все без толку. Записи господин Вернон делал пустосвятовской водой, и проявлялись они от теплоты колдовского дыхания. Тина пробовала дышать на страницы, но ни одной строчки не возникло. Не хватало Тининого дара для явления текста.
Новый год Тина встречала в одиночестве. Под бой курантов выпила шампанское, мысленно чокнулась с Романом.
– За тебя, – прошептала.
И вдруг увидела, что напротив нее сидит Медонос и качает головой, будто упрекает Тину за легкомыслие. При этом правая рука, в которой Тина держала бокал, онемела, в кожу впились тысячи уголок.
– Роман любит другую, – провозгласил призрак Медоноса вместо ответного тоста и исчез.
Проклятый!
Онемение в руке прошло только к утру. Не сразу Тина сообразила, что именно в правой ладони лопнул заговоренный флакон. Тина произнесла все известные ей заклинания для снятия порчи. Не получилось. К Чудодею идти было стыдно, позор-то какой, простых заклинаний ассистентка знаменитого колдуна не знает. Не себя боялась опозорить, – Романа подвести. Ладно, пусть ноет рука, не отвалится, вытерпеть можно.
Рука продолжала неметь время от времени, и Тина роняла то чашку, то стакан, то авоську с продуктами на улице.
Так весна миновала.
Летом призрак Медоноса являлся раз пять. А может, и больше. Лишь для того, чтобы произнести одну-единственную фразу. Всякий раз при его появлении правая рука застывала, в пальцы впивались невидимые иголки. Тина опрыскала дом пустосвятовской водой. Не помогло.
