Американец замер, все еще держа в руке сковородку, а его трубка, небрежно торчавшая в уголке рта, застыла чашей вниз. Он с явным удивлением рассматривал этого призрака, возникшего среди мескита.
– Эй, Хосе! – сказал он. – Что случилось?
Мексиканец заговорил с торжественностью, характерной для похоронных речей:
– Билл, ты уходить отсюда. Мы хотеть, чтобы ты ушел. Нам не нравиться. Понимать? Нам не нравиться.
– Ты что имеешь в виду? – спросил Билл. – Что вам не нравится?
– Нам не нравиться, что ты здесь. Понимать? Слишком много. Ты уходить. Нам не нравиться. Понимать?
– Чего "понимать"? Нет, я ни черта не понял. Что ты такое говоришь? – От изумления глаза Билла округлились, а челюсть отвисла. – Мне надо уходить? Я отсюда должен уйти? А что я взамен получу?
Маленькой желтоватой рукой мексиканец откинул серапе. Теперь на его лице была видна улыбка – зловещий оскал убийцы.
– Билл, – сказал он. – Ты уходить.
Рука Билла, державшая сковородку, опустилась, и он повернулся обратно к костру.
– Проваливай отсюда, крыса проклятая! – бросил он через плечо. – Я никуда уходить не собираюсь. У меня такие же права, как и у всех остальных.
– Билл, – ответил гость дрожащим голосом, наклоняя голову вперед и двигая одной ногой. – Ты уходить, или мы тебя убивать.
– Кто это "мы"?
– Я… и другие, – Мексиканец гордо ударил себя в грудь.
Немного подумав, Билл ответил:
– Никаких прав у вас нет, чтобы меня прогонять с этого участка. Я и с места не сдвинусь. "Понимать?" У меня есть права. Конечно, если я их буду защищать, то никто, скорее всего, мне не поможет всыпать вам, ребята, хорошенько, потому что я здесь единственный белый на полдня пути. А теперь послушай меня: если вы попробуете напасть на мой лагерь, я половину из вас положу на месте, уж ты мне поверь. Я с вами шутить не собираюсь. Кроме того, кабальеро, если бы я был на твоем месте, то во время стрельбы оставался бы в тылу, потому что в тебя я особенно хорошо буду целиться. – И он приветливо улыбнулся и махнул рукой.
Мексиканец в ответ взмахнул руками с выражением полнейшего безразличия.
– Ладно, хорошо, – сказал он, а затем тоном, полным угрозы и злорадства, добавил: – Если ты не уходить, мы тебя убивать. Они все решить.
– А, так они "решить", значит? – сказал Билл. – Ну, так передай им, чтобы убирались к дьяволу!
II
Билл был когда-то владельцем шахты в Вайоминге, известным человеком, местным аристократом, одним из тех немногих, кто пользовался неограниченным кредитом в близлежащих салунах. У него была определенная репутация, которая позволяла помешать линчеванию или дать преступнику нужный совет об особых достоинствах какого-то не столь отдаленного места. Но однажды судьба перестала быть к нему благосклонна, и тем вечером, когда он решил сыграть в карты по-крупному, ему всегда приходили три крупные карты тогда, когда его соперник повышал ставки. Стоит отметить, что Билл считал все свои жизненные невзгоды мелочью по сравнению с невероятными событиями того вечера, когда к нему несколько раз пришли три короля, но у противника оказывался стрит>3. Потом он стал ковбоем, что после столь долгого пребывания в высших слоях общества было особенно мучительно. К этому времени от его былого великолепия у него остались лишь гордость и тщеславие, от которых в его положении как раз нужно было избавиться в первую очередь. Он убил управляющего на ранчо из-за несущественного спора о том, кто из них говорил неправду, и ночной поезд увез его на восток. Он стал кондуктором в "Юнион Пасифик"
