Далеко среди горных долин сокрытый от посторонних глаз высокой горной грядой спрятался тайный подземный ход, тянущийся сквозь горное нутро в мистическую империю колдуна Дугпа-Мары. Там, в основанном ещё при отце городе, и находилось у него хранилище человеческих душ, оберегаемое верными сынами-воинами Дугпа-Мары, к каждому из которых от колдуна тянулись невидимые чёрные энергетические нити управления.
Человеческие же души были посредством колдовских ритуалов заточены в собственные запрограммированные и зомбированные колдуном тела и выполняли самую трудную работу в каменоломнях, вытачивая в тёмных горных скалах большой чёрный город, который был назван в честь именитого отца колдуна Дугпа-Мары – городом Митул.
Плетёные из длинных кожаных полосок, вымоченных в растворе жгучего перца, батоги свистели в воздухе, рассекая его, и хлёсткими шлепками прилипали к спинам измученных непосильным трудом рабов. Рабы вскрикивали, изгибались от боли и, подгоняемые этими шлепками, из последних сил, падая и вставая, таскали на своих исполосованных в кровь хребтах неподъёмные каменные глыбы, расчищая пространство в горных уступах для комнат. Они, эти порабощённые люди, могли бы вложить в работу свою любовь, своё сердце, но сердце у них спало таким же крепким беспробудным сном, как и сознание, опоённое ядовитыми настойками колдуна. И они, люди, похожие на зомби, уже давно не помнили, кем являются на самом деле и откуда появились в этом страшном городе смерти – Митул.
Сыны Дугпа-Мары слыли семейством недосягаемых воинов. Это под их пристальным надзором, под ловкими и опасными, такими быстрыми, как разъярённая молния, движениями рук, беспрестанно гоняющих хлыст, под зорко следящими, сверкающими демоническим огнём глазами, день ото дня всё выше и выше возрастала чёрная стена, складываемая из горного камня и костей не выдержавших такого испытания людей. И возвышался в своём демоническом чёрном величии город Митул.
В отличие от своих собратьев, которые до сих пор питались молоком кормилиц, Ананда очень быстро научился держать ложку и самостоятельно кушать, без помощи кормилицы. Это спасало его от употребления в пищу грудного молока, к которому он так и не сумел за год привыкнуть. Теперь он питался пищей, которую ему жевала Лакшми. Кормилица души не чаяла в воспитаннике, и все удивлялась:
– Какой смышлёный малыш, этот Ананда!
Больше всего Рохан, заключённый в тельце младенца, будто узник в тёмную тесную клетку, скучал по своему имени. Ему так хотелось, чтобы Лакшми, к которой он за этот год уже привык, нежно назвала его – Рохан. Но Лакшми не ведала о тайных мыслях младенца и, в очередной раз усадив его на молитвенную подушечку, вместо игрушки сунула ему в руку молитвенный барабанчик и помогла Рохану, удерживая его маленький кулачок в своей руке, раскручивать его, разговаривала с ним.
– Ананда, держи крепче, – сжимала она его пальчики на барабанной ручке.
Больше всех малыш Ананда радовался встрече с Роханом, который уже приходил пообщаться с ним. Он склонился пред младенцем на колени низко-низко, опустив к земле голову, и полушёпотом попросил у него прощения, объяснив ему суть сложившейся ситуации.
– Забудь на время, что твоё имя Рохан, – попросил он малыша, – я обещаю вернуть тебя в твоё тело, как только выполню миссию спасения своего народа. Времени ждать до наступления этого часа уже осталось совсем не долго, дорога каждая минута.
