Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4 - страница 5

Карниз башни образуется по большей части благодаря второй надписи, письмена которой, обладающие несколькими футами в длину, являются столь же узорчатыми с синими кирпичами: они остаются с шести сторон; другие, предоставленные западным ветрам, истерты. Господин Фран перевел отсюда несколько фрагментов.

«Джелал-эд-Дунжа Веддин Исмет эль Ислам в’эль муслимим (буквально: слава мироздания и религии), над которым пожелал смилостивиться Всевышний Бог! – Во имя Бога, благого и милосердного! – Командовал возведением этой гробницы мудрец, праведный, крепкий в Боге, победоносный, великий царь Шемсед-дин Носрет-эль-ислам в’эль муслимим (солнце религии и опора ислама и мусульман) и пр.».

Персонажи, о которых идет речь в двух надписях, легки для обнаружения. Первый из них, бесспорно, предстает вторым из атабеков Адербайджана или Бену-Ильдегисов (сыновей Ильдегиса), царствовавших над Адербайджаном и Джебалом с 1146 по 1225 гг. – Абу-Джаафар-Мухаммед правил с 1172 по 1186 гг. Шемсед-дин, о ком говорится во второй надписи, мог быть, согласно господину Франу, лишь самим Ильдегисом, действительно носившим это имя. Его правление простирается с 1146 по 1172 гг. и отмечено большим количеством прекрасных деяний. Я о нем говорил в исторической части, том II, где под именем Эльдигуза мы его находим пребывающим в борьбе с царями Грузии.

Предание сообщает, что принцесса, преследуемая влюбленным, укрылась на вершине этой башни и бросилась вниз. Но кажется, что предание солгало; поскольку нижние врата и все расположение интерьера указывают, что башня, собственно, являлась гробницей, раскрошенные остатки которой видны с погребальным сводом под кладкой башни. Впрочем, снизу и вплоть до купола пронизанной круглыми отверстиями для освещения интерьера; ничего не указывает на то, что здесь некогда существовала стремянка или лестница, чтобы подниматься: все пусто и просто оштукатурено. Если бы принцесса когда-то и имела смелость сброситься подобным образом, то должно, чтобы это был один из минаретов входных врат, – с него низринуться намного легче.

Именно посреди сих древних памятников, у подножия самой башни, нынешний хан или правитель Нахичевани Эксан Хан построил свой дворец, образующий, я не знаю сколько дворов в персидском стиле с очень богато украшенными апартаментами. Там меня он принимал вечером, говоря: «Сегодня я вас угощаю по-персидски, но завтра это будет по-русски». По-персидски означало, что я буду ужинать с ним, скрестив ноги под собой, на одном из его великолепных ковров вокруг огромного пирамидального плова(5), заправленного начинкой из домашней птицы, когда я использовал свои пальцы вместо вилки и лаваш(6) вместо тарелки и пил просто ничем не примечательный шербет. Наутро – полное изменение декораций. Вся знать Нахичевани принималась в просторной гостиной; у нас столы и стулья; мы играем в карты, ожидая сервировки по-европейски большого стола на 25 персон со скатертью, тарелками, хрустальными бокалами и пр. Четырьмя или пятью годами раньше можно ли было представить нечто подобное всему этому в Нахичевани?

Чтобы оказать нам честь, хан пожелал устроить для нас представление персидских танцоров, все трюки которых были приправлены шутками из Байяццо, как и у Итальянцев. Нельзя описать эти развлечения лучше, чем господин Морье (Morier). Самой приятной оказалась сцена с влюбленным Байяццо, обегавшим двор со своей персидской гитарой с двумя юными танцорами, переодетыми в женщин, отвечавших ему гармошками. Что касается других сцен, являвшихся слишком скабрезными и плоскими розыгрышами, то интересным показалось, когда Байяццо в своей остроконечной шапочке и с лицом, покрытым мукой, своим кондитерским противнем наносил вокруг, налево и направо, удары как будто битой по другим актерам.