Мы с ним разговорились. Он ехал на праздник осенней луны в большой Гусиноозерский дацан (монастырь). Он один из послушников этого ламаитского монастыря; он скоро будет большим ламой, так как уже умеет читать старые книги и петь старые песни. Он хорошо знает всю окрестность. Оказалось, что мы забрели очень далеко – до железной дороги не меньше 200 верст, – но совсем недалеко, всего в 60 верстах, есть русский курорт Ямаровка; там есть настоящие русские, и туда даже привезли на шести лошадях такую машину, что, когда в нее ткнешь пальцем, она начинает играть лучше, чем морские раковины, на которых играют в Гусиноозерском дацане. Он предложил нам сесть на лошадей – он поедет вместе с нами до ближайшей горушки и оттуда покажет нам путь в Ямаровку.
Мы необычайно обрадовались. Быстро оседлали коней, сложили свою небольшую поклажу с немногими образцами минералов и пород и весело поднялись на ближайшую оголенную горушку. Широкая, безбрежная картина лесов тонула в синеве туманного утра. Отдельными кулисами сменялись хребты за хребтами; кое-где блестели полоски рек. Вдали, налево, одинокий дымок говорил о жилье, а наша Ямаровка была где-то там, ближе к восходу солнца, за пятым хребтом.
«Слушайте же внимательно, – говорил молодой бурят, – вы спуститесь с этой горы вот в эту падушку налево; там будет неплохой брод, пройдете через болото, обогнете вот ту одинокую гору с гольцом и упретесь в бурную пенящуюся речку. Пойдете вверх по ней; как выйдете на голое место, перейдете через нее, перевалите через хребет, и вы попадете к большой полноводной реке. Это и будет Чикой; спускайтесь вниз по левому берегу, и после однодневного перехода вы увидите колесную дорогу – она ведет в Ямаровку».
Надо сказать, что эти объяснения меня не удовлетворили. Я прекрасно понимал, что нам достаточно сделать одну небольшую ошибку – и весь столь точно начерченный план окажется миражом. Я просил Лариона передать молодому буряту, что мы боимся заблудиться, что наши кони устали и мы просим его провести нас до начала той дороги, которая ведет на Ямаровку. Но бурят возражал. Он говорил, что через три дня будет молодая луна, что у него в дацане молодую луну будут встречать шествием в страшных масках, изгоняющих злых духов из человека, что он обязательно должен быть там и что он лучше еще раз повторит свой рассказ.
«Итак, слушайте, – говорил он, – вы спускаетесь с той горы, вот в эту падушку налево, там будет…»
Но я не дал ему договорить – прервал его и просил Лариона уже более настойчиво сказать ему, что мы измучились, что мы не знаем здешних примет, что нам самим дороги не найти и что он должен ехать с нами. Ведь к вечеру он нас приведет к большой колесной дороге и мы сможем его отпустить.
Бурят не соглашался; он долго рассказывал казаку о тех торжествах первой осенней луны, которые ждут его в Гусиноозерском дацане. Он говорил о том, что не может потерять дня, и, вдруг оборвав разговор, круто повернул лошадь, рассчитывая быстро скрыться в чаще леса.
Заметив этот маневр, я потребовал, чтобы он остановился. Это не подействовало. Тогда я решился на шаг, который мне сейчас самому кажется совершенно непонятным. Я выхватил револьвер, из которого, сознаюсь, никогда в жизни не стрелял, навел его на бурята и сказал строгим голосом Лариону: «Передай ему, чтобы он немедленно остановился; он должен показать нам дорогу!»
