Пути-дороги - страница 17

– Максим Сизон! Я ж тебя живым не чаял увидеть!

Максим удивленно поднял глаза на подбежавшего к нему молодого, подтянутого казачьего урядника.

Андрей крепко обнял приятеля. Резко вырвавшись из объятий, тот отступил назад:

– Где узнать! – И, помолчав, с сожалением добавил: – В офицеры лезешь, крестов понацеплял. – Он презрительно смерил Андрея взглядом, взвалив сундучок на плечо, стал осторожно спускаться с насыпи.

Покраснев от обиды, растерянно смотрел Андрей на скрывающуюся в темноте фигуру друга. Потом, решительно схватив свои вещи, бросился догонять его.

Максим, обогнув станцию, уже вышел на дорогу, ведущую в станицу, когда его схватил за рукав шинели запыхавшийся Андрей:

– Ты что, с ума сошел?

Максим, не отвечая, вышагивал, словно в строю, посредине дороги. Андрей, крепко держа его рукав, машинально пошел с ним в ногу, стараясь не отставать.

Непривычно тихо было в станице. Не слышно было ни песен, ни веселых переборов гармошки. Только собака иногда тявкнет спросонок, да и то, словно устыдясь, что нарушила тишину, сконфуженно заскулит и смолкнет.

Андрей не выдержал молчания. Дернув Максима за рукав, он задумчиво проговорил:

– Эх, словно вымерла станица-то! А сердишься ты на меня зря. Ей-богу! Ну что тебе мои кресты?.. Не тянулся я за ними…

– Знаю я, за что их цепляют-то… – буркнул Максим, ускоряя шаг.

Андрей едва поспевал за ним. Так дошли они до Максимовой хатенки. Андрей остановился. Остановился и Максим.

– Ты что, на побывку? – нерешительно спросил Андрей.

– Нашего брата, иногороднего, на побывку не пускают. По чистой я. – И, не прощаясь с Андреем, Максим пошел к хате…

Около дома Андрея охватило прежнее радостное волнение. Тихо отворив калитку, он вошел во двор.

В конце двора стояли привязанные к дрогам лошади. Из-под сарайчика, злобно тявкнув, вылезла лохматая черная собачонка, но, узнав Андрея, с визгом метнулась ему под ноги. Андрей ласково погладил ее по спине:

– Ну что, Жучка, небось рада, а?

Жучка, слегка повизгивая, легла на спину.

Подойдя к дрогам, Андрей увидел лежащего на сене брата. Василий крепко спал, укрывшись брезентовым плащом.

Андрей тряхнул брата за плечо. Тот приподнял голову, но долго не мог понять, в чем дело. В глазах его, бессмысленно уставленных на Андрея, вдруг отразился дикий ужас. С воплем скатился Василий с дрог, вскочил на ноги, опрометью бросился к хате и забарабанил в дверь кулаками. Лошади, испуганные криком, тревожно всхрапывая, натянули чембура. Дверь хаты тихо скрипнула, и на пороге появился Григорий Петрович с берданкой в руках. Василий, чуть не сбив его с ног, бросился в сени.

Чеканные газыри на груди Андрея то вспыхивали белым светом, то снова меркли от набегающего на луну облака. Григорий Семенной, выронив берданку, широко открытыми глазами смотрел на сына и не мог двинуться с места. Андрей подбежал к отцу и схватил его за руки:

– Бать! Это я. Чего вы так испугались?

Григорий Петрович, всхлипывая и беспомощно мотая головой, прижался к его груди.

Сидя за столом и доставая подарки из сундучка, Андрей внимательно слушал отца.

– Ну, как только утки на юг снялись, извещение пришло, что наших казаков побили… Мать в голос: «Иди до атамана, чует мое сердце недоброе, да и от Андрея давно письма нету». Пошел я в правление, атаман навстречу мне вышел. «Ты, Петрович, гордиться должен», а сам на меня не смотрит. Сердце у меня захолонуло. «Что, Семен Лукич, убитый он? Кажите, не терзайте!» Ну а как сказал он… Не помню, как и до дому дошел. Не иначе разум отнялся. Старой допоздна не говорил…