Фаусто сложил руки на груди и кинул осуждающий взгляд, особенно выразительный не то из-за густой сурьмы на веках, не то из-за негодования.
– Что? – замер Витал.
– А в двенадцать пополудни! Сегодня!
Капитан подскочил, глянул на карманные часы, бросил несколько золотых на стол и резко развернулся к выходу. И как это он так потерялся во времени? Никогда такого не было. Столько же дел до отплытия… Из скверно начищенного медного зеркала со стены на него глядел осунувшийся незнакомец.
Плачевного вида.
Губы его были поджаты, тяжелый взгляд в обрамлении темных кругов под глазами не мигая смотрел в отражение и, казалось, искренне ненавидел собственную выгоревшую на солнце растрепанную шевелюру.
Витал в недоумении коснулся светлой густой щетины на скулах, из которой словно волны поднимались узоры гильдейской татуировки. Точнее, знаки его отличия. Неужто зря он столько времени уделял ежедневному тщательному бритью? Сейчас отчего-то капитан выглядел куда солиднее и старше – лет на тридцать с лишним.
Все еще рассерженный на себя самого, Витал спешно собрал волосы в тугой хвост, нахлобучил треуголку и одернул привычным жестом бушлат.
– На выход! – рявкнул он в сторону пыльных занавесей у двери.
Утренний свет прорезал тучи и больно ударил по глазам.
Но каблуки сапог бодро застучали по брусчатке в направлении пристаней. Прохожие, грузчики, торговцы, горожане и хмельные с самого утра леди нескромных манер поспешно расступались, освобождая дорогу, и неприкрыто глазели на членов Гильдии Мореходов вдали от порта. Квартирмейстер и юнга едва поспевали следом.
– Фаусто, все готово?
– Так точно!
– Оборудование?
– На эскадре все проверено. Заменили грот-брамселя на «Фурии». Шлюпки на «Золотых Песках» привели в порядок. Такелаж «Крылатого» в идеальном виде, – запыханно послышалось позади.
Сырой ветер с моря гнал по небу рваные серые облака. Сердитые волны пылили, и на порт Вердены задушенной горечью погребальных костров шла соленая свежесть.
Шум прибоя мешался с гомоном мореходов.
Стоящие вдали на якорях суда скрипели такелажем, и крикливые чайки белоснежными росчерками разбавляли жизнеутверждающую какофонию единственного бойкого места в городе, проклятого чумой.
– Ремонтные материалы?
– Полный комплект, я ж докладывал.
– Что с накладными?
– Сработал на опережение, слышь. Я этим бездельникам фунт сургучу так и выложил вместе с документами. Сколько недель мы тогда якоря вымачивали, дескать, больно много бумаг у нас, и сургуч кончился?.. Крысы канцелярские…
– О. Это ты ловко придумал!
Взгляд выхватил из толпы торговку пирогами в грязной повязке на лице, из-под которой проступали черные язвы. Бедняжка из последних сил нахваливала товар шарахающимся от нее бледным юнцам в потертых камзолах. Однако какой-то моряк в лихо сбитой на затылок треуголке сидел на ящике и за обе щеки уплетал местное угощение.
– Провиант?
– Погружен. Капитан, а можно помедленнее? Мы за тобой едва поспеваем…
Ноги в высоких сапогах загремели по дощатому настилу порта, и Витал вдруг свернул в неприметную дверь под вывеской «Чай, кофе и другие колонiальные товары».
Команда привычно осталась снаружи.
Словно шкатулка с секретами, крохотная лавочка сплошь состояла из коробок, ящиков, сундучков, колоннами подпирающих темные от времени потолочные балки. Дух драгоценного кофе десятков обжарок, всевозможных чаев и специй словно по волшебству вернул Витала в доброе расположение духа.
