Таким образом, бабушкино красноречие, помноженное на градусы портвейных пассажиров, делают поездку совершенно незабываемой, почти Событием, определяющим дальнейшую жизнь. Поэтому я скучаю по старым советским поездам.
Один из них однажды привез меня в Муром.
Мое понятие об этом городе находилось на уровне среднестатистического: здесь жил богатырь Илья, а Петр и Феврония совершали подвиги семейной жизни. Багаж, конечно, невелик, но недостаток его может стать для любопытного россиянина одной из причин поездки. Так случилось и в этот раз. Холодным декабрьским утром Муром встретил меня единственным горящим окном в многоэтажке, находящейся напротив вокзала, и красными глазами администратора гостиницы.
Планировка любого древнерусского города кажется хаотичной. И ориентироваться в этом хаосе можно с помощью интуиции. Последняя после некоторого блуждания, как правило, приводит к главным достопримечательностям. В Муроме их немного, несмотря на бесконечность его истории. Ярмарочный шум, подобно Волге вросший в биографию любого поволжского города, присутствует и здесь. Он гудит у церквей, обволакивая их купола и кокошники; нарастает на площадях, где подпевает рекламе; ближе к вечеру он тает в кривых переулках.
Про купола и кокошники следует сказать особо. Муромская древняя архитектура кажется сборником талантливых перепевов московских мелодий. Едва ли найдется лучшее время для знакомства с местными церквями, чем солнечный зимний день. Почему? Изящные кресты на куполах начинают блестеть, как жемчужины; луч света, проникая в мельчайшие уголки внешней поверхности храмов, делает особенно отчетливым каждый декоративный элемент, все эти «бровки», «пирамидки», «валики», «ширинки» и т.д.; изразцы своей сочной красочностью уподобляются мазкам темпераментного живописца.
В валиках и кокошниках местные голуби устраивают шумные тематические заседания. Иногда птицы единым черным потоком облетают кресты, и вновь принимаются за обсуждение насущных проблем. У голубей своя полнокровная жизнь в монастыре. Вообще без них трудно представить любую православную обитель.
Муромская архитектурная прихотливость, порой представляющая непреодолимую трудность для глаз, складывается в некую гармонию. Если использовать мало совместимые сравнения, то можно сказать, что декор складывается в нечто осмысленное, как кубик Рубика. Удивительнее всего тот факт, что подобное явление характерно для всего Мурома – из хаоса событий, звуков, слов он в сознания зрителя постепенно складывается в гармоничное целое.
Тем более это поразительно, что в мозаике под названием «культура Мурома» недостает многих частиц. Одни из них бесстыдно проданы, другие пылятся в столичных музеях, третьи взорваны большевиками. Например, церковь Георгия в Кожевниках. Очень заслуженная постройка. По мнению известного историка архитектуры В. В. Седова, «церковь Георгия явила собой начало второго этапа муромского зодчества XVII века, в течение которого сложились местные традиции зодчества». Сегодня от этого начала остались только чуть заметные руины.
Спасо-Преображенский монастырь
Среди уютных двухэтажных домиков, многие из которых давно пережили отпущенный им срок, Спасо-Преображенский монастырь смотрится великаном, и великаном несгибаемым. Его древние церкви восстали из пепла назло судьбе; Спасо-Преображенский собор, плод щедрости грозного царя, все также гордо высится над Окой.
