На музыке надо угадать, иволга или таволга и сколько было Бахов. Илона Ивановна всегда интересно рассказывает.
– Нот девять, как грехов. До – похоть, она всего основа. Ре – чревоугодие. Ми – алчность. Фа – уныние. Соль – гнев. Ля – зависть. Си – гордыня, она всему вершина. Восьмая и девятая тайные. К доске, Бабушкин. Запиши.
Похть, червугоди, алщнос, уныне, гнеф, завясь, гардыня, прочерк, прочерк.
– Что это, Бабушкин? Ты совсем не любишь музыку!
И влепила мне ноль.
И я заплакал, а когда слёзы кончились, среди знакомых звёзд возникла новая. Почти рассвело.
Восемь
Кометы к нам уже летали, но мимо.
Бывает, все начнут кидаться в птиц, чтобы не мешали нашему трепету. Не знаю, что за трепет, но надо дрожать. Или дворники умоются снегом и подожгут помойки, чтобы в новом порядке не было грязи. Из-за них однажды полмира сгорело. Но это всё зря.
Двор, он же мир, имеет два конца, четыре края и восемь смыслов. Края отлично видно из окна, а про смыслы нам расскажут на географии, когда и если вырастем. А пока Светлана Семёновна говорит, чем Австрия отличается от Австралии, а Швеция от Швейцарии. Я думаю, что ничем, потому что всё равно их нет.
Однажды я так и сказал, и все засмеялись, хотя думали точно так же.
Светлана Семёновна тоже довольно красивая, но её треугольники не так остры, а от её нолей не так больно.
Семь
Комета распухла быстро, и мелкие пока не волновались, а учителя сразу поняли, что всё, пора. Математик диктовал:
– В си же времяна бысть знамение на западь: звьзда превелика, лоуча имоущи кровавы, въсходяще с вечера о заходь солнечномъ. И пребысть за седмь дний. Се же проявляше не на добро. Седмь – это семь, ясно?
Он говорит, что учит нас не простой, а высшей математике, но мне кажется, он просто читает нам из выдуманных книг.
– Того же лета гибель солнцу, яко погибнути ему ся оста, яко месяц дву дни, майя въ 21 день.
– Виктор Валентинович, а можно про дроби?
– Нельзя. Я каждый день вижу в окно эту ёбаную смерть. Того же лета земля стукну, яко мнози слышавше.
Шесть
