Пять женщин, предавшихся любви - страница 9
– А писать он умеет? Прическу какую носит? Уж не согнута ли у него спина – ведь он ремесленник! Как выйдем, в тот же день к полудню остановимся либо в Морикути, либо в Хиракате, раздобудем футон да и заляжем спать пораньше…
Пока они совещались, перескакивая с одного на другое, послышался голос служанки Кумэ: «О-Сэн-доно! Тебя зовут!» И О-Сэн убежала, бросив на прощание:
– Значит, в одиннадцатый день!..
Два ловких плута из столицыдействуют заодно
Еще с вечера хозяйка наказала:
– Теперь пора цветения асагао – лучше всего любоваться ими утром, пока прохладно. Размести сиденья за домом у ограды, постели ковры – те, что с узором из цветов, приготовь рисовые пирожки в коробках. Не забудь зубочистки и чайники с чаем. Помни, что около шести утра будет совершаться омовение! Сделаем прическу мицуори, а накидку достань ту, что с широкими рукавами, на персиковой подкладке… пояс – атласный, мышиного цвета, узорчатый, двойной ширины, с белыми гербами.
Не упустила ничего – ведь придут посмотреть и с соседних улиц. У слуг чтобы не было заплат на одежде. В Тэндзинбаси к младшей сестре к тому часу, когда она обычно встает от сна, велела послать навстречу паланкин.
Все это хозяйка поручила О-Сэн, а сама изволила забраться под просторный полог. И до той минуты, пока она не заснула под звон колокольчиков, что по углам сетки, слуги по очереди махали веерами, навевая на нее прохладу.
Устраивается любование цветами в собственном саду, и такая суматоха! Поистине, суетность нынешних женщин безгранична.
А хозяин еще больший мот: что ни день посещает какую-нибудь гетеру – либо Нокадзи из Симабары, либо Огино из Симмати.
Заявил, что собирается в Цумуру на поклонение, приказал нести за собой парадную накидку и отбыл, а на самом деле, похоже, отправился развлекаться.
Одиннадцатого августа, еще до рассвета, к упомянутой хитрой бабке тихонько постучали в ставень. «Это я, О-Сэн», – послышался шепот, и в комнату упал узелок, наспех перевязанный шнурком.
«Не забыла ли чего-нибудь?» – забеспокоилась бабка и зажгла огонек.
В узелке оказалось пять связок медных денег, по одному моммэ каждая, и мелочи примерно на восемнадцать моммэ. Лежали там еще мерки две дробленого рису, сушеная макрель, да в мешок для амулетов были засунуты парные гребни, пестрый какаэоби – пояс с фартуком вместе, темное платье с белыми крапинками, поношенный спальный халат, украшенный традиционным узором, и носки из бумажной материи с прохудившимися пятками. Были там еще соломенные сандалии с распущенными шнурками да камышовая шляпа, из тех, что делают в Каге, с надписью «Тэмма, Хоригава».
«Вот уж лишняя эта надпись», – подумала бабка и осторожно, чтобы не запачкать, принялась было счищать тушь, но тут опять кто-то постучал в ворота, и на этот раз мужской голос произнес: «Бабушка, я пошел вперед!»
Спустя немного явилась и О-Сэн, дрожа всем телом.
– Выбрала самое удобное время, – сказала она.
Бабка подхватила узелок и быстро повела О-Сэн скрытой от людских глаз тропинкой. Когда тропинка кончилась, она сказала:
– Уж потружусь, провожу тебя до Исэ. Дело благое!
Услышав это, О-Сэн состроила кислую мину.
– При ваших пожилых годах о таком длинном пути и думать страшно! Вы только сведите меня с этим человеком, а сами возвращайтесь от Фусими назад с ночной лодкой.
Ей уже хотелось отделаться от спутницы, в нетерпении она все ускоряла шаг.