– Олух, у тебя имя есть?! Имя?! Вот ведь балбес! Язык потерял?! Давай, говори уже, как тебя звать, не молчи, родной! Совсем оглох, что ли?!
Повернув голову, Рок, борясь с пеленой перед глазами, разглядел мужика лет сорока: плотное, рыхлое телосложение, рожа красная, черты лица грубые, будто его из кирпичей построили, глаза неприятные, нагловато-слащавые, такому что в долг давать, что выбрасывать – одинаково. Легкая серо-зеленая рубашка расстегнута чуть ли не наполовину и не скрывает прилично развитую мускулатуру, а также серьезно заросшую грудь, на которой болтается простенькое украшение – сильно вытянутый черный кристалл с двуглавой вершинкой, прикрепленный к незатейливому шнурку.
Может, физиономист Рок так себе, но в других обстоятельствах даже не подумал бы общаться со столь явно прожженным субъектом.
Но мужик основательно зациклен на его имени, а это кое-что меняет.
Борясь с дурнотой, накатившей после удара по голове, Рок разлепил внезапно ссохшиеся губы и, перекрикивая грохот автомобилей, продолжавших с упоением биться по всей улице, пролепетал не своим голосом:
– А ну бегом убрал грабли. Нет у меня имени, без него кручусь.
Красномордый довольно ухмыльнулся, подмигнул заговорщицки и, не обратив внимания на прокатившееся в шаге от него оторванное колесо, заявил:
– Все мы нулевыми когда-то были, это не западло. Ну и как житуха, братан? Удачу прилично приподнял? Сколько накапало?
Опасливо покосившись на такси, в остатки которого в этот миг под душераздирающий крик врезался каким-то чудом добравшийся до эпицентра событий мотоциклист, Рок ответил:
– Пока до двух.
– Что-то не впечатляет, как-то по-детски.
– А я не тороплюсь, вырасти успею.
– Вот это грамотно, Континент торопливых любит наказывать, а оно никому не надо. Значит, получается, ты вообще свежий, а это, я тебе скажу, очень хорошо, встреча с тобой и есть настоящее везение. Прокачанная удача – ерунда, ничего не стоит, десять она у тебя или пять – разницу никому не докажешь. Примета известная есть: если новая жизнь с везения пошла, дальше тоже попрет. В смысле у меня попрет, у тебя – не факт, если сам по себе будешь болтаться по таким местам. Тебе, братан, надо к кому-то бывалому хотя бы на чуток прислониться. Меня, кстати, Слепнем звать.
– А меня… я не знаю. Пока Роком зовусь.
– А чего Роком?
– Меня какой-то чмырь общажный так назвал, когда это дело только началось.
– У тебя нулевой доступный вариант общага, что ли?
– Не знаю, но я всегда в студенческой общаге оказываюсь.
– Ага, Незнайка, такое бывает. И как там студентки? Пухлые попадаются?
– Пока не примерялся, не до студенток было.
– Ну да, понятное дело, по-быстрому не всякую цифру уломаешь, а без спроса тащить – человечности вредить, да и нет интереса. А как вообще? Чем это ты здесь занимаешься?
– На траве сижу.
– А до этого чем жил?
– До этого к мосту ехал.
– И на хрена тебе мост?
– Да мне тут нашептали, что за ним будет безопасно.
– Заруби себе на носу, Незнайка, – нигде не бывает безопасно. А кто такое сказал?
– Люди вроде тебя. Только они покруче выглядели. – Рок все больше и больше приходил в себя и наконец осознал, что этот человек чем-то неуловимо похож на тех мужиков, из-за которых он оказался на этом проспекте, – просматривается поведенческое однообразие. – Они сказали, что вон в той стороне стаб с оседлыми, которые вот-вот сюда придут.
– Оседлые? – напрягся мужик. – Много их? Серьезные?
