«Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов - страница 19

А протестанты и сектанты в данный период вообще не подвергались преследованиям! Наоборот, им даже передавали храмы, отобранные у православных. В России вполне официально действовали представительства международных баптистских и иных организаций. Под их эгидой даже возник «Бапсомол» – баптистский союз молодежи, и открыто вел свою работу. В условиях нэпа было создано более 400 сектантских кооперативов, объединенных в «Братство взаимопомощи», в Москве открывались протестантские столовые, возникали многочисленные сельскохозяйственные сектантские «коммуны», и это не только не возбранялось властями, а всячески поощрялось. И в результате численность паствы «протестантских конфессий» (включая баптистов, иеговистов, адвентистов, пятидесятников и т. п.) за 1920-е годы возросла в пять раз! За счет православных. Испытывая потребность молиться Богу, люди тянулись в секты.

А в Православной Церкви, кроме «живоцерковников», возникали и другие расколы. Некоторые священнослужители и миряне не признали компромисс Святителя Тихона с безбожной властью, отделились от Патриархии. Появилась «катакомбная церковь», приравнявшая условия своего существования к временам римских гонений, когда верующие тайно собирались в катакомбах. В частных домах оборудовались алтари, проводились службы. Священники переезжали с места на место, окормляя паству в разных городах. На нелегальный, «катакомбный» образ жизни переходили и монахи упраздненных монастырей. Поселялись в миру, но все равно держались своими общинами, скрытно соблюдали монастырские уставы и правила. Возникла категория тайных иноков – человек принимал постриг, но для посторонних оставался как бы светским лицом. Существование таких скрытых общин становилось возможным благодаря попустительству местного начальства. Где-то оно закрывало глаза за взятки, а кто-то из низовых партийцев и сам втайне сочувствовал, не потерял в душе веру в Бога.

Но высшее Священноначалие было на виду, под постоянным присмотром ОГПУ, и в покое его не оставляли. После кончины Патриарха Тихона местоблюстителем его престола стал митрополит Петр (Полянский). Его арестовали, стали докапываться о политических взглядах. Когда он сказал, что Церковь не может одобрить революцию, этого оказалось достаточно, он очутился в заполярной ссылке. То, что оставалось от аппарата Патриархии, временный Синод, возглавил его заместитель, митрополит Сергий (Страгородский). Его тоже несколько раз арестовывали. В очередной раз духовенство начали перетряхивать в 1927 году – в Варшаве 17-летний Борис Коверда застрелил советского полпреда (посла) Войкова, участника цареубийства. Среди эмигрантов, в том числе в РПЦЗ, это вызвало ряд одобрительных отзывов и заявлений. А Сергия (Страгородского) опять взяли под стражу и обвинили в связях с заграничными структурами Церкви. Указали, что они поддерживают антисоветскую борьбу и теракты.

Но Сергий согласился на еще один компромисс с властями. Подписал и издал послание «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти» (этот документ больше известен как Декларация митрополита Сергия): «Мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством» [43]. Митрополит пояснял свою позицию: «Мы хотим быть православными и в то же время осознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Говорилось, что случайностей для христианина нет, в любых событиях действует десница Божия, в том числе и в установлении советской власти. А от зарубежных архиереев митрополит Сергий потребовал подписать обязательство о лояльности к Советскому правительству, предупредив, что с несогласными Московская Патриархия порывает отношения. Декларацию подписали еще 8 архиереев и членов временного Синода.