Но меня донимали угрызения совести, что я продал мою невесту за загубленную Хряком «Яву» и сотню грёбанных долларов.
– Да не убивайся ты так! – со смехом успокаивал меня мой брат. – Верный и надёжный мотоцикл лучше, чем слабая на передок невеста! Найдёшь себе бабу и получше!
И впрямь я вскоре познакомился с не закомплексованной девицей, которая, без всяких посул и обязательств с моей стороны, сделала меня настоящим мужчиной. Это окончательно усмирило меня, и я уже без излишней душевной тоски смотрел на Хряка, фланирующего с Ксюшей по набережной. И лишь изредка я ловил на себе её странные взгляды, в которых ощущались и душенная боль, и смятение, и страдание.
– Постой-ка, дружище! – встрял терновой колючкой в Мишину повесть развеселившийся Рома. – Если разобраться толком, то фингал избавил тебя вовсе не о благосклонности твоей невесты, а от роскошных и ветвистых оленьих рогов!
– Эх, Рома, Рома! – посетовал на нетерпеливость Кузена крымчанин. – Ведь это была только присказка, а настоящая сказка ещё впереди.
Лапчук порывисто встал и пружинистым шагом удалился в сторону туалета. Он отсутствовал несколько минут, но за всё это время никто из присутствующих не проронил ни малейшего звука. Миша вернулся слегка взъерошенным, вытирая клочком туалетной бумаги слезливые серые очи. Рассказчик глухо прокашлялся и продолжил свою назидательную богатырскую быль.
4. Подарочек Фортуны.
– Началась календарная осень и призыв на мою воинскую службу был уже вовсе не за горами. И тут, вдруг, произошло нечто такое, о чём даже никто и помыслить не мог. Димон поехал с Оксаной за город, чтоб показать ей, как лихо он прыгает с горки на своей новенькой «Яве». Коронный трюк циркача не удался, – и Хряк при паденьи свернул себе шею. Так что он попал не на весёлую свадьбу в качестве жениха, а на собственные похороны в роли покойника.
На погребении было много народа, в том числе и Оксана в траурном убранстве так и не состоявшейся супруги. И Ксюша, и Светлана Сергеевна рыдали так безутешно, что сердце от сострадания разрывалось на части. Отец Димона, старпом океанского сухогруза, был где-то в районе Австралии и на похороны своего единственного сына явиться не смог.
Я делал всё что было в моих сила, чтобы успокоить Оксану, и, после окончания погребального ритуала, вызвался её проводить. Но та, немного утихомирившись, внезапно вспомнила об одном очень важном и неотложном задании. Ей сперва надобно было зайти на квартиру тётушки Любы, которая укатила со своим новым ухарем куда-то в Аджарию. Нужно было срочно полить домашние цветы, а также накормить кота и попугая, чтобы они, не приведи Господи, не сожрали друг друга.
– Увы, но и цветам, и нашим домашним питомцам нет ни малейшего дела до нашего траура, – печально проронила она.
Мы зашли в тетины апартаменты и поняли, что самую «чуточку» опоздали. Цветы от жары уже безвозвратно засохли, а Котофей Котофеич, развалив клетку, стрескал несчастного попугайчика. Если судить по перевёрнутым цветочным горшкам, то Рыжик улизнул через форточку на поиски более заботливых и надёжных хозяев.
Ксюша в отчаянии упала на тётину кровать и залилась слезами, рыдая горько, надрывно, тоскливо и безутешно:
– Из-за этих негаданных похорон мне совсем отшибло соображалку и память! Ну, что я теперь скажу тёте о гибели её цветника и зверинца?!
Я присел рядышком с нею на двуспальную кровать и, исполненный состраданием, положил руку на её содрогающееся от рыдания плечико. И Ксюша весьма благосклонно и с пониманием восприняла мои соболезнования. И я утешил её – сначала разок, а потом и другой, а затем, по её настоятельной просьбе, и третий.
