Слезы наворачиваются на глаза. Кристиан смотрит на меня, и выражение его лица смягчается.
– Не плачь, – тихо говорит он, подхватывая сорвавшуюся с ресницы слезинку.
– Почему ты не хочешь поговорить со мной? Пожалуйста, Кристиан.
Он жмурится, как будто от боли.
– Я клялся нести тебе утешение в тяжелый час. Пожалуйста, не вынуждай меня нарушать обещание.
Кристиан со вздохом открывает глаза. Выражение лица унылое, безрадостное.
– В Сиэтле поджог. – Вот черт. Я смотрю на него – он такой юный, такой беззащитный. – И теперь они могут охотиться за мной. А если за мной, то… – Он замолкает.
– То и за мной, – заканчиваю за него я. Кристиан бледнеет, и я понимаю, что добралась наконец-то до истинной причины его беспокойства. – Спасибо.
Он хмурится.
– За что?
– За то, что рассказал мне.
Он качает головой, и губ его касается бледная тень улыбки.
– Вы умеете убеждать, миссис Грей.
– А ты умеешь изводить себя и, может быть, умрешь от сердечного приступа, не дожив до сорока, а мне нужно, чтобы ты оставался со мной еще долго-долго.
– Если меня кто-то и доведет до могилы, миссис Грей, так это вы. Я и так чуть не умер, когда увидел вас на гидроцикле. – Он откидывается на подушку, прикрывает ладонью глаза и ежится.
– Послушай, я всего лишь прокатилась на «джет-скае». На них сейчас даже дети катаются. Подумай, что будет, когда мы приедем к тебе в Аспен и я впервые в жизни встану на лыжи.
Кристиан поворачивается, и я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться, – такой ужас на его лице.
– К нам в Аспен, – поправляет он.
Я пропускаю реплику мимо ушей.
– Я уже взрослая и вовсе не такая хрупкая, какой кажусь. Когда ты это поймешь?
Он пожимает плечами и поджимает губы. Пора менять тему.
– Значит, пожар. Полиция знает о поджоге?
– Да.
– Хорошо.
– Я приму дополнительные меры безопасности, – сухо говорит он.
– Понимаю. – Мой взгляд скользит по Кристиану. Он по-прежнему в шортах и рубашке, а я – в майке. Вот так и потрахались по-скорому. Я прыскаю.
– Что? – спрашивает Кристиан.
– Ты.
– Я?
– Да. Ты. Все еще одет.
Он смотрит на себя, потом на меня, и его лицо расплывается в широкой улыбке.
– Ну, вы же знаете, миссис Грей, не могу удержаться. Смотрю на вас, и руки чешутся. Особенно когда вы вот так хихикаете. Как школьница.
Щекотка… Вот оно что. Я перекидываю ногу, чтобы оседлать его, но он уже просчитал мои коварные планы и хватает меня за обе руки.
– Нет.
Судя по тону, Кристиан не шутит.
Принимаю обиженный вид, но потом решаю, что он не готов.
– Пожалуйста, не надо. Не выдержу. Меня никогда не щекотали в детстве. – Я опускаю руки, показывая, что ему нечего опасаться. – Бывало, смотрел, как Каррик балуется с Миа и Элиотом, но сам…
Я прижимаю палец к его губам.
– Знаю, молчи. – Я нежно целую его в губы, туда, где только что был мой палец, и, свернувшись рядышком, кладу голову ему на грудь. Во мне опять нарастает знакомая боль, и сердце охватывает печаль. Ради этого человека я готова на все – потому что люблю его.
Он обнимает меня, прижимается носом к волосам и нежно поглаживает по спине. Мы лежим так какое-то время, нисколько не тяготясь молчанием, но в конце концов я первой нарушаю тишину:
– Тебе доводилось обходиться без доктора Флинна?
– Да. Однажды мы не виделись две недели. А почему ты спрашиваешь? Испытываешь неодолимую тягу пощекотать меня?
– Нет. Думаю, он тебе помогает.
– Так и должно быть, – фыркает Кристиан. – Я хорошо ему плачу. – Он легонько тянет меня за волосы, заставляя повернуться к нему. Поднимаю голову. – Озабочены состоянием моего здоровья, миссис Грей?
