− Обождёт, − рука отца Иоанна привычно нарисовала в воздухе широкий полукруг, означавший, что минуты не имеют значения в масштабах вечности и все вопросы могут решиться сами собой, одним лишь Божьим провидением.
− Я принёс сегодняшний отчёт. Не всё закончено, но большей частью суть ясна, − попытался вернуться к делам Пятницкий.
− Оставьте, я посмотрю. Заберёте утром у секретаря. Пожалуй, на сегодня свободны… И вот ещё что – пальцы отца Иоанна пробежал по краю стола как по роялю – на днях в Епархии видел одного из моих учеников, отца Владимира. Получил назначение в настоятели Тихвино-Онуфриевского храма. Если мне не изменяет память, вы с ним земляки и учились в один год. Василий Горьковский в миру.
− Неужто Васька?! − улыбка невольно появилась на лице Митрофана. − Я не видел его с тех самых лет!
− Ну, теперь не Васька, а отец Владимир. Кандидат богословия, блестяще окончил Киевскую духовную академию, даром что из вашего уезда. Написал в весьма занимательный труд: «О брачном состоянии клириков». Поимел немалый резонанс своими суждениями.
Митрофан только качал головой. Не выходило представить, что эта краткая аттестация относится к тому самому Ваське, с которым дружил в далёком детстве.
− Непременно навещу его. Прямо сейчас зайду.
− Ну, вот и прекрасно, − отец Иоанн достал платок, и начал вытирать перепачканные вареньем руки оставляя тёмно-красные пятна на белом шёлке. – Надеюсь, ваша былая дружба возобновится. Дерзну предположить, что отец Владимир высоко поднимется. Общение с таким человеком никогда не помешает. А то и в училище его пригласите. Попьём чаю вместе!
Путилин не пленился встать и подойти к двери, проводить Митрофана. Всё в его поведении, включая нарочито неспешную походку, демонстрировало подчинение Божьему промыслу. Но Пятницкий не почувствовал в этом внешнем спокойствии смиренного принятия бытия. Вспомнилось, как в тени плетня, хоронясь за лопухами, украдкой пробирался к курятнику соседский кот, высматривая писклявых, жёлтых как одуванчики цыплят.
Попрощавшись, почти бегом спустился по лестнице. Выйдя на улицу оглянулся. Новое училище, отстроенное несколько лет назад на Большой Дворянской, краснело ещё не потускневшим кирпичом. Солнце било в натёртые окна, блики слепили глаза. Митрофану показалось, что отец Иоанн смотрит ему вслед из окна своего кабинета.
Но прямо сейчас думать о словах смотрителя решительно не хотелось.
По натоптанной дорожке Митрофан спустился к Фабричному переулку. Вместо фабрики в сером, давно не знавшим ремонта доме, звавшемся в народе «полуротка» квартировали арестанты.
Напротив, молочно светился храм, греясь в последних лучах измаявшегося за день солнца. У паперти ходил вольно распоясавшийся мужик. Подойдя ближе, Пятницкий увидел в его руках ржавую тяпку, насаженную на новенький черенок, вырубленный, похоже, только что из растущих рядом кленов. Неразборчиво приговаривая что-то, он не шибко сноровисто рубил тяпкой бурьян, стоявший ближе к стенам полуротки.
− Бог в помощь, − Пятницкий пошевелил ногой толстые будылья поверженных сорняков, − Экие вымахали! Отец Владимир велел порядок наводить?
Мужик повернулся на голос, и с охотой взяв перерыв в работе ответил:
− Спасибо на добром слове. Да, истинно отец Владимир велели. А вы никак к нему? По приходскому делу, аль по личному?
− Верно, к нему. На месте? – ответил Митрофан, не вдаваясь в подробности.
