Глава 9. Чайная ложка уксуса, зубчик чеснока и «специальный флакон».
Пока Рин собственными руками ограничивала свободу Оллибол ремнями для буйных, Лью-ойгоне нашел для Джироламо нейтрализатор. По полу заплясали световые круги-извинения.
– Нет-нет, ты ни в чем не виноват! Очень хорошо, что мы справились с Оллибол… Только что делать, когда она очнется…
Джироламо указал фонариком на дверь процедурной, и Рин поковыляла туда. Она, конечно, хотела покатить и Джироламо, но тот жестом показал, что поедет сам. И ехал он очень криво, будто снова потерял чувство направления. Поганый невизгун, должно быть, посадит мозговую активность, и что с этим теперь делать?
Рин, вытерев тыльной стороной ладони хлынувшую из носа кровь, схватила все, что осветил Джироламо: лед, ватные тампоны и обезболивающее – и развернулась, ожидая дальнейших указаний.
Свет от фонаря упал Рин на руки, а потом пополз к носу.
– Нет-нет, ты не понял. Со мной потом разберемся, сейчас нужно решить проблему с Оллибол.
Но Джироламо цокнул языком и снова осветил руки, а затем и нос Рин.
Спорить – только время терять.
Нужно действовать быстро: приложить лед, вкрутить в ноздрю ватный тампон, сдержав собственный скулеж, потому что истинные интроверты не скулят из-за какого-то там сломанного носа. И все же… это чертовски больно.
– Так лучше? Теперь к Оллибол!
Джироламо снова цокнул языком и резко направил фонарь на обезболивающее. Рин проглотила две таблетки.
– Что делать?
Казалось бы, это Рин должна была решать, что им сейчас делать, и уж никак не ждать распоряжений пациента.
Джироламо посветил на ящик.
– Открыть?
Она поочередно доставала медицинские колбочки и пробирки, подносила Джироламо, но он каждый раз водил фонарем слева направо, отвергая их, пока, наконец, она не наткнулась на бутылек с надписью «специальный флакон».
Свет от фонаря скользнул по полу в сторону кухни.
В кастрюлю Джироламо потребовал залить один литр воды, засыпать в него все содержимое «специального флакона». Рин несколько раз уточнила, действительно ли все нужно израсходовать на Оллибол, но Джироламо так многозначительно вздохнул, что Рин, молча кивнув, высыпала все. А затем он потребовал добавить зубчик чеснока, чайную ложку уксуса и все перемешать.
– Что теперь?
Джироламо осветил кухонные часы.
– Будем ждать?
Фонарик снизу вверх, а потом снова бесчисленные круги.
– Пожалуйста, не извиняйся. Ты ни в чем не виноват. Если бы я не успела, я бы себе не простила.
Рин вытащила турунду, чтобы заменить ее, и повторила.
– Я бы себе не простила… Зачем она тебя забрала? Ты предполагаешь?
Фонарик снизу вверх.
Когда Оллибол зашевелилась и зарычала одновременно, Рин была готова. Она влила ей в рот ложку приготовленной смеси, а за ней еще одну и еще. Оллибол плевалась, рычала и мычала, словно разучилась говорить, долбила ногами по полу, сбивая пятки любимых туфель. Но на седьмой ложке затихла и обмякла. Пару минут она лежала как неживая, а потом открыла глаза и уставилась на Рин, попыталась пошевелиться, осознала, что связана, и… испугалась.
– Что случилось, Рин? Что происходит…
Свет фонаря прыгнул на кастрюлю, а затем на Оллибол. Джироламо требовал продолжать поить ее, а Рин хотелось кинуться к подруге и развязать ее поскорее.
– Оллибол, я все тебе объясню, но ты должна кое-что выпить…
– Который час? Я не буду ничего пить!
– Оллибол, пей, пожалуйста.
Через пять ложек, три из которых она все же сплюнула, похитительница снова завела разговор:
