– Замечательная идея, – одобрил Сергей.
И вдруг увидел в распахнутое окно поразительную пару.
По противоположной стороне улицы по седым от пыли мягким нашлепкам расплывшегося асфальта, надвинув длинный козырек бейсболки на солнцезащитные очки, длинноволосый поэт-скандалист гордо катил германскую инвалидную коляску. Судя по вызывающим жестам, несовершеннолетний инвалид Венька-Бушлат, вальяжно развалившийся в коляске, был в дым пьян.
– Извини, Вера.
Сергей выскочил на крылечко.
Поэт-скандалист оставался последней его прицепкой: через Морица он мог выйти на Коляна, если, конечно, не ошибался в своих предположениях.
– Свет! Свет! – донеслось до него.
– А тебе какой нравится? – блаженно орал Мориц, врезаясь с коляской в безумный поток автомобилей, прущих сквозь зной и жгучие бензиновые пары.
– Белый, белый свет нравится!
– Карлик мысли! – заявил Мориц, тормозя коляску перед Сергеем. – Ты думаешь, он дерьмо? Совсем не дерьмо, просто он опустился. Его многое волнует. Мини-юбки, трусы на выпуск, товарищеский суд. Смотри, как многому научился Венька, – похвастался Мориц, с особенным значением поглядывая на Сергея. – Он теперь осмысленно смотрит на мир. Он даже декламирует. Он научился декламировать с чувством и очень громко. Скоро мы поедем с ним к мэру. Как думаешь, мэр нас примет?
– Наверное, – сдержанно кивнул Сергей. – Вас проще принять.
И спросил:
– Ты знаешь, что Веньке нельзя пить?
– А он не пьет. Он вкушает воду свободы.
– «Эти милые окровавленные рожи на фотографиях!» – вполне бессмысленно подтвердил Венька.
– Что за бред?
– У Веньки большая память. У него память, как у компьютера. Прокрустовы лыжи, – выпятил губы Мориц. – Никто не имеет такой гибкой памяти. Что слышит, то и помнит. Я от него торчу.
– «Один раз – не пидарас», – бессмысленно, но с большим чувством подтвердил инвалид.
– Мориц, знаешь, как это называется?
– Уксусная козлота.
– Нет, хуже. Полистай уголовный кодекс.
Веньке-Бушлату упоминание об уголовном кодексе ужасно не понравилось. «Один раз – не пидарас!» – злобно окрысился он.
– Он у тебя дуба даст.
Теперь окрысился Мориц:
– Не нравится мне этот светофор. Не существует белого света.
– А рубль? – память у Веньки действительно оказалась феноменальной.
Мориц, не глядя, протянул длинную руку:
– Гони рубль, рыжий дрозофил!
– А Коляна знаешь?
– Не все хорошо, что водка.
– Коляна, по фамилии Басалаев, – подтвердил Сергей. Ему казалось, что Мориц не ответит, но он давил свое: – Где можно найти этого Коляна?
– В скверике напротив нижнего гастронома.
– Как он выглядит?
– А увидишь.
Очень трезво и точно выхватив полтинник, Мориц снова покатил коляску с инвалидом наперерез автомобильному потоку.
– Красный! Красный! – орал инвалид.
– Нет белого, – утешал инвалида Мориц. – Кончился.
Сергей вернулся в кафе.
Никогда на его глазах люди не менялись так быстро.
На мгновение ему показалось, что даже гладкий лоб Веры Павловны, покрытый нежным загаром, густо посекли тончайшие морщинки. К счастью, это только показалось. Просто Вера Павловна побледнела. Он никогда не видел такой ужасной бледности.
– Тебе плохо?
– Кто этот человек?
– Как кто? – удивился Сергей. – Это Мориц. Поэт-скандалист. Ты должна его знать. Он бывает в твоем доме.
– Не у меня.
– Да что он тебе?
– Я видела его во сне! – даже голос Веры Павловны изменился. – Обычно я забываю сны и редко их вспоминаю, но этот вспомнила сразу.
