Полководец обернулся на зов и осадил своего разогретого скачкой Ньевэ. В блестевших диковатых глазах белогривого жеребца норова было не меньше, чем у его хозяина. Бунт, буря, пожар, сама стихия, казалось, были заключены в этом четвероногом. Вот он вздыбился на задних ногах, умудрившись вытянуться чуть ли не в свечу, но Чиаро с легкостью осадил бунтовщика. Это не было неповиновением, скорее, выражением неодолимой жажды жизни, о которой полководец знал и за которую прощал своему любимцу все его выходки.
– Они так и не пришли… – Массимо не стал пояснять, но Тансиар понял без лишних слов: пятидесятник имеет в виду людей Эдэрэра и обещанное подкрепление.
– А ты ждал их? – Какие злые у повелителя глаза! Но цвет они не поменяли.
– Нет, повелитель… – Массимо поежился от взгляда Альентэ, но возразить не успел или не смог, а тот коротко усмехнулся:
– Вот и славно. – На лице сына Владыки играла жестокая улыбка. Он предполагал, что так будет? И был к этому готов? – Мы здесь для того, чтобы драться, и бой нам сегодня обеспечен. Чего еще можно желать?
Действительно, чего?
Гаэтано склонил голову в молчаливом согласии, не переставая верить в то, что Наследник выполнит данное слово и пришлет помощь – ведь им не удержать Багряный без нее. Да, они, не раздумывая, простятся со своими жизнями и прольют кровь здесь, возле камней на золотом песке, но… Нет, подмога придет, должна прийти, и ее надо дождаться! Другой вопрос, что же так задержало их в пути? И сможет ли Альентэ выгадать время?
– Ветер меняется! – крикнул кто-то из Крылатых, указывая на трепыхающиеся на ветру серебряные стяги с летящим соколом. Птица словно ожила, она действительно летела – серпообразные крылья метались и тревожно трепетали на ветру.
И в эту же минуту серебристо-серый лаггар опустился на вытянутую руку в перчатке.
– Ну, здравствуй! – поприветствовал птицу Чиаро. – Вернулся? Что видел? Что слышал? Рассказывай.
«Киииик-кииик-кииик» – протяжно откликнулся хищник, издав пронзительный, рвущий душу жалобный крик, чем-то похожий на зов чайки.
– Ах, вот оно что! – звонко засмеялся Альентэ. – Выходит, ты мне больше не понадобишься. Лети! – Он протянул руку, отпуская вольную птицу ввысь, но вопреки всем законам природы лаггар вцепился в перчатку мужчины острыми когтями и, видимо, не собирался ее отпускать.
– Ты не понял? – словно к равному обратился к соколу Чиаро, наклонив голову и заглядывая в карие, почти черные птичьи глаза. – Здесь ты мне больше не нужен. Улетай!
Тансиар с силой встряхнул кистью, и на этот раз сокол оторвался от руки. Птица взмыла в небо, сделала пару широких кругов и исчезла в лучах солнц.
Второй из рода Аскуро, пришпорив снежного Ньевэ, выехал вперед перед вытянувшейся линией Алеар. Озаряемый нестерпимо-яркими для глаза солнечными лучами, неподвижно застывший в седле всадник в синем казался частицей той небесной синевы, на фоне которой в ожидании стояли его люди, а его жеребец – неотъемлемым продолжением всадника, ослепительным осколком света, от которого исходило магическое сияние.
«Земля дрожит…» – как-то отвлеченно подумал Массимо, ощутив легкое подрагивание амуниции. Лошади занервничали минутой ранее – они почувствовали это первыми.
Гаэтано поспешил подъехать ближе к Альентэ, чтобы спросить, какие будут приказания, и увидел, как на лице господина отразилась целая гамма чувств: решимость, злость, задор, готовность и нетерпеливое предвкушение скорого боя, опасности,
