Глаза слегка блеснули в темноте, когда она бросила взгляд на спящего Наследника. Неужели она видит эти ненавистные черты в последний раз? Пусть даже в последний раз в своей Вечности?
Последний вздох перед тем, как переступить грань… Еще миг, и тишины не станет, она наполнится криками и кровью, а ночь будет разбита как зеркало. Но прочь сомнения, нельзя позволить им завладеть собой! И медлить нельзя – Наследник не должен пережить эту ночь. Такие, как он, не должны жить… Такие, как он, – это беда, чума, проклятие для других. Это зло, которое ходит, говорит, дышит, живет. Анзар, старший брат, баюкавший в детстве маленькую Риму на руках, понял бы ее, и мать с отцом бы поняли… Вот только смогут ли простить, так и не узнав всей правды? Неважно! Мать всегда говорила, что маленькая Рима в ответе за все, что она делает. И она ответит!
Ладонь с непоколебимой решимостью сжала рукоять узкого кинжала, медленно вынимая его из ножен.
– На твоем месте я не стал бы этого делать, – внезапно произнесла тьма, схватив ее за руку.
Темнота не умела говорить, поэтому из нее в слабый свет Церы шагнул темноволосый мужчина. Его брат! Тот самый, которого прозвали Темным. Лучший полководец римериан, бич ее народа, самый опасный враг, а теперь еще и свидетель!
– Отпусти! – дикой тварью она рванулась из его рук. Так, что мужчина едва ее удержал, хотя Альентэ нельзя было отказать ни в силе, ни в ловкости. – Оставь меня, воин! Кто-то из нас должен умереть – либо он, либо я! На этой земле нет места для нас обоих, и ты не сможешь меня остановить! Я все равно убью его, рано или поздно. Пусти!
Он встряхнул ее со всей силы, после чего крепко прижал к себе. Капюшон сполз на спину, и две длинных иссиня-черных косы-змеи упали ему на руки.
– Замолчи! – предостерегающе и одновременно с нотками угрозы прошипел он, железными объятьями лишая возможности не то, что двинуться, – вздохнуть. – Крикнешь еще раз – умрешь, – предупредил римерианец и коротко кивнул в сторону спящего брата.
– Ты хочешь, чтобы он проснулся и улицезрел эту сцену? – Его глаза были черными, как шерл, это она видела даже в темноте. У Нааяра они становились такими же, когда он злился.
– Мне плевать! – С мужем она холодна, как лед, а с этим Сыном Вечности ей почему-то так трудно держать себя в руках, словно внутри начинает бушевать ураган, который уже никому не под силу остановить.
– А мне – нет, – отрезал он.
Что ему до нее? И почему он не позвал стражу? Чего ждет? Что она будет умолять его сжалиться над ней и не выдавать ее? Не дождется!
– Какое тебе дело, что будет со мной? – Анаис кинула ненавидящий взгляд снизу вверх. Мерцание так похожих на ее собственные глаз по соседству гипнотизировало, заставляя и в самом деле молчать или, по крайней мере, говорить тише, понижая голос почти до шепота, – как раз то, чего он от нее и добивался. – Ты римерианин, а значит…
– Думаю, разумнее будет выйти отсюда и обсудить этот животрепещущий вопрос в более уместной обстановке, – усмехнулся воин и, не дождавшись согласия пепельной, взял невестку под локоть и силой вытащил ее из комнаты.
* * *
Помещение, в которое Альентэ привел жену брата, было небольшим и, хоть глаз выколи, темным, подстать прозвищу своего хозяина.
– Сядь. – Анаис обнаружила себя в мягком кресле возле очага из белого камня в человеческий рост высотой. Огня в нем не было, а ее запоздало начинала бить дрожь.
