Сад, прилегающий к гостевому дому, увлекал своей красотой и гармонией. Здесь росли редкие цветы, растения и деревья, создающие мягкую, почти феерическую атмосферу. Цветы окутывали меня нежным ароматом даже сквозь распахнутые окна. И Ленора не обманула – из окна мне представился вид на сады, а дальше вдали была видна река. Только она мало общего имела с нашей морозной рекой.
Могучая река, отделяющая Летосвет от грозного вулкана, была не просто водной преградой, а символом единства и борьбы противоположностей. Эта река не была спокойной и безмятежной, она пенилась и пузырилась, словно живое существо, яростно сопротивляясь силам природы и человеку одновременно.
Бурные воды этой реки, казалось, не знали покоя. Они кипели и бурлили, поднимая в воздух тысячи брызг, которые в свете заходящего солнца превращались в радугу. Пенистые гребни волн яростно бились о крутые берега, будто желая поглотить их целиком.
Река, словно непреодолимая стена, защищала царство вечного лета от разрушительной силы вулкана. Она была свидетельницей многих событий, видела, как люди рождаются, живут и умирают, как сменяются поколения и эпохи.
Я не могла не признать, что она была прекрасна. И я понимала, что возможно именно олицетворение лета движет этими водами, расширяет их, помогая солнцелюбам жить вдали и безопасности от вулкана.
Браун всхрапнул и вновь раздался храп на весь дом. Я взвыла и уткнулась лицом в подушку, пахнущую каким-то цветочным ароматом. Но несмотря на это неудобство, здесь все равно было намного лучше, чем в заточении в
Цветокрае. Так что одно это уже было неоспоримым плюсом – при переходе на нас не напали и не отвели в темницу!
Я вернулась мыслями к матери. Она осталась там в Цветокрае. Сама принцесса Фрейя обещала позаботиться о ней и заодно помочь вывести ее из этого состояния. Ведь отец девушки тоже находился под воздействием мэджиков и я верила, что она не остановится и найдет способ спасти его. Вот только сколько моя матушка пребывала под их воздействием – мне было неведомо. Судя по ее глазам – очень долго, иначе крапчатость на белках глаз уже давно пропала.
Обратимы мы ли их последствия? Или разум матушки возвратно угас для меня? Тогда я никогда не узнаю, как она оказалась в заточении у королевы Лилии, сколько там пробыла. И вспоминала ли она обо мне и отце? Жалела ли, что бросила нас тогда, много лет назад, когда я была еще совсем маленькой.
Может это и к лучшему… посетила меня неожиданная мысль. Тогда матушка никогда не узнает, как убивался по ней Гифф. Как он каждое открытие врат древа Сефирот стоял там одинокой фигурой в толпе и высматривал ее – свою любимую жену. А главное – она не узнает, что с ним сотворили Мыслящие. Попросту убили его. Пускай и не своими руками. Они убили его огнем, заставляя каждое Явление Кристальной луны относить огненное подношение в Цитадель Снежного бога. Вот только отец так и не узнал, что именно относил туда. Он мог лишь подозревать, о чем и свидетельствовало его письмо, которое он оставил мне перед своей смертью.
Одинокая слезинка вытекла из моего глаза, и я яростно смахнула ее ладонью. Этого еще не хватало! Некогда было лить слезы и оплакивать своих родителей. Я была Озаренной, меня выбрала сама зима! Я не могла подвести ее, я должна была вывести Мыслящих на чистую воду, вернуть природе единство – это и будет моя месть им.
