В этот вечер дверь закрыть забыли. Сквозь щель в коридор выбивался мягкий розовый свет ночника. Зойка лежала с открытыми глазами – какой там сон. Розовая полоска под дверью мешала заснуть. Встала, поплелась в туалет – брызнуть рассольчиком. Проходя мимо спальни Юдифи, краем глаза глянула в щель. Присмотрелась… Не поверила глазам, отшатнулась. Снова заглянула…
Домашнее платье хозяйки лежало на спинке стула. Сама актриса, в одной батистовой сорочке, сидела перед трюмо. Встретилась в зеркале Зойкиными глазами, ахнула, прикрылась… Машинально, тихо расстегнула замочек на шее и уронила на колени руку. В руке – кружево из дрожащих огоньков…
Посидела некоторое время, изумлённо пожимая над самой собой плечами. Вышла вслед за Зойкой – а что ещё оставалось делать? Статуей встала в дверях, наблюдая, как Зойка мечется, заталкивая как попало одежду в сумку.
– У нас на зоне западло… За такое крысятничество… Эх! Вы же для меня как не знаю кто, как звезда недосягаемая были… То-то смотрю: который день глухое платье надеваете… Вон вы какие дамочки: хуже, чем на зоне последние вафлёрши, лоханки! Надо же так меня отминехать!
Когда слова и выражения у Зойки иссякли, Юдифь безнадёжно, тускло заговорила ей в спину: как она одинока, одинока, одинока… Как привязалась к Зойке и не знала, как её оставить, чтобы не уезжала. И – решила у себя самой украсть ожерелье. И чем дальше, тем больше запутывалась и увязала во вранье, и чувствовала себя мышью в мышеловке… – Так говорила Юдифь, в ниспадающей пышной сорочке, с распущенными струящимися волосами.
– Дездемона, блин. В театрах зрителям вздрючивайте мозги! Ничего, внучка приедет, с ней играйте в свои прятки.
Внучка, да… Получила завещание на дачу. Ждёт – не дождётся, когда бабка подохнет. А как невыносимо одиночество: оно пожирает человека, равнодушно не спеша перетирает, хрустя челюстями. Телефон кажется присевшим для прыжка, притаившимся, злорадно наблюдающим из угла зверьком. Хоть бы один звонок за полгода! Юдифь не вынесла страшного живого молчания, отключила пластиковую холодную тварь – навсегда.
…Выходить на улицу только затем чтобы выгулять шубу: мездре полезен мороз и сухой снег. Мечтать, чтобы рядом была живая душа, да… хотя бы тот же Альф. Пускай вонючий, невоспитанный, пускай пришлось бы прятать от соседей… Зоя, что это? – вдруг слабо жалобно заговорила Юдифь. Она оседала, цепляясь за косяк: – Кажется, у меня отнимаются ноги. Я их не чувствую, Зоя…
– Притворщица, – процедила, не оглядываясь, Зойка. – Ак-трис-ка!
Спустя четыре года дачный посёлок разросся на целый микрорайон. Для гуляний вокруг дач выложена брусчатая дорожка. Каждый день в одно и то же время появляется пара: низенькая женщина в платочке, шаркая стоптанными тапками (зимой – валенками), везёт инвалидную коляску: импортную, лакированную, на бесшумных мягких рессорах. В коляске очень прямо сидит красивая седая дама в шубе, в шляпе с вуалью. Они молчат, уйдя каждая в свои мысли.
