Пыльные перья - страница 20



В области исчезали животные. Людей больше никто не трогал, царила все та же густая тревожная тишина. В области появилось больше заложных мертвецов и упырей, они будто стекались откуда-то, будто что-то их звало.

Не ходите одни. Не оборачивайтесь. Не верьте голосам. Не заглядывайте под мосты или в подвалы. Даже в очень густой кустарник. Вас там непременно кто-то ждет. Кто-то очень одинокий. И очень голодный.


О том, что полевые миссии и физические нагрузки выжимают из Грина жизнь, Саша знала прекрасно, потому тем же вечером обнаружила себя на пороге его комнаты. Комната была прямым продолжением хозяина, полная воздуха и пространства, замечательно чистая. Саша делала вид, что не замечает густой лекарственный запах, и концентрировалась на парфюме, на шевелящихся перьях ловца снов. Пока большинство из них приобрели замечательный загар, Сашины волосы выгорели почти до белого, а Грин из просто бледного начал отдавать зеленым.

Когда Грин зашел в комнату, он выглядел смертельно уставшим и примерно настолько же потерянным. Он не сразу смог поймать Сашу в фокус глаз, но как только ему удалось, внутри у него будто зажглась новая лампочка. Мальчишка не умел улыбаться просто так, это было бы слишком легко. Он сиял ярче солнца.

Грин, может быть, выглядел удивленным, но не подал виду. Саше нравились прохладные и тихие летние ночи, они казались ей тем ценнее, чем больше случалось за короткие темные часы. Грин остановился рядом с ней, предусмотрительно не пересекая личных границ.

– Не можешь спать?

Саша дернула плечами.

– И это тоже. – Она усмехнулась уголками губ, только теперь встречаясь с ним глазами. Грин вглядывался ей в лицо, ожидая продолжения. Он всегда был всего лишь внимателен ко всему, что ему говорили, и потому ему было можно абсолютно все. Саша знала: он думает, что это от того, что они все его жалели. А еще лучше Саша знала, что жалко у пчелки – ему она об этом не забывала сказать тоже. Я здесь не для того, чтобы тебя жалеть.

– Только не говори мне, что ты сам спишь. Этим летом, по-моему, никто не спит. Слушай, я… – Как сказать это вслух? Есть ли адекватный способ сказать: «Мне не все равно, как ты себя чувствуешь» – и сделать это так, чтобы твои собственные слова не превратились в гадюку, не сползли вниз по пищеводу и не зажалили тебя изнутри? – Я вижу, что ты не в порядке. И я думала, ты придешь сам, но… Ты ведь сам никогда не попросишь?

Он не выглядел удивленным, и Саша злилась на него в такие моменты, злиться на него было противно, неприятно. На Мятежного – естественно. На Грина – совершенно невозможно. Неправильно.

– Мне не настолько нехорошо, Саша.

– Настолько – это когда ты свалишься с очередным приступом, перепугаешь всех присутствующих и мы не будем знать, отойдешь ты от него или отойдешь сразу в мир иной? Пожалуйста, давай не будем. Я предлагаю. Я сама предлагаю.

Саша знала эту дорожку, она ходила по ней множество раз. Знала, где у него лежит маленький ножик – подарок то ли от Валли, то ли еще даже от отца, пока он не стал призрачным концептом, как у многих семей в их огромной стране. И это было смешно, семья вроде бы необычная, но проблемы те же. Саша протянула ему нож молча, рукояткой вперед, одновременно сдвигая в сторону халат.

– Режь пониже ключицы, чтобы под одеждой было не видно. Ладно?

Если бы Валли только увидела шрамы, она бы забила тревогу, подумала, девчонка режется в собственной спальне. Саша о ней не думала вовсе, не успела заметить резкого движения ножа, скорее только почувствовала, как под нажимом разошлась кожа. Из него мог бы однажды получиться хирург. Кто угодно. Лишь бы живой.