Пьющие чудо - страница 6

Канва – это основа, невидимая, неощутимая, но вездесущая. И уток – деревья, камни, вода, и прочее. Это гигантский, не исследованный до конца остров. Дикий, опасный, манящий.

Да, мы в иллюзорном мире бессмертны. Но срок пребывания, у людей адекватных – двенадцать часов. Задерживаясь, ты рискуешь увязнуть здесь настолько долго, что настоящее тело умрёт. И ты навсегда останешься здесь. Станешь бездумной частью мира. Зверем, или какой тварью похуже. Человеческий облик без человеческого же мышления сохранить невозможно.

Именно поэтому самый ходовой товар – часы. Их как-то хитро настраивают, чтобы время текло соответственно Земному.

Первое правило иллюзорщика – посмотри на часы. Второе – по сторонам. И третье – снова на часы. Со смертью не шутят.

Дайте угадаю. Вы сейчас скептически усмехаетесь. Мол, семьсот двадцать минут для настоящей жизни – мало. Со стороны кажется, что иллюзорщики только играют в жизнь.

Но что, если я скажу: двенадцать земных часов равны трём суткам Канвы?

То-то же.

Здесь мы общаемся, едим, любим, ненавидим… спим, в конце концов. Только здесь, в мире, которого на самом деле нет, иллюзорщик может выспаться. На Земле это делать бесполезно. И если ты уж сумел занырнуть в Канву, тебе придётся её посещать хотя бы для сна. Иначе будет худо. Двадцать четыре часа без сна на две жизни – ещё куда ни шло. Неделя без сна – легко. Месяц, два – возможно. Но дальше сознание начинает форменно ехать, расплываться.

Я знаю, я пережил это.

Как и любой другой, подобный мне.

Двери маршрутки распахиваются, лица касается свежий морозный воздух. Лихо спрыгиваю с последней ступеньки, и сразу по щиколотку проваливаюсь в снег. Намело совсем недавно – часа не прошло. А весь город уже стоит в пробках.

Достаю мобильный, смотрю на время. Опаздываю. Кыш с Данилом уже минут двадцать ждут меня. Нехорошо.

На ходу набираю номер Дана. Слышу годки, затем друг берет трубку:

– Где тебя носит?

– Метель же… – оправдываюсь.

– Давай, давай, поспешай, нам ещё вечером «по грибы идти».

Встретиться мы договорились за углом государственного банка. Место удачное: с дороги не видно, и, если что, можно перевести деньги на карточку. Не люблю таскать с собой наличные.

Подстёгиваемый совестью, дошёл я минут за шесть. Кыш и Дан о чём-то негромко беседуют, зябко ёжась, пританцовывая. Заметили меня, призывно машут руками.

Как будто мимо пройду. Нет, здесь у меня зрение похуже, чем в Канве, но всё же…

– Тебя за смертью посылать надо, – с улыбкой говорит Кыш.

На щёточке густых русых усов – снежинки. Невольно гляжу в светло-серое небо. Наверху будто распотрошили гигантскую подушку, и ветер теперь несёт пух над тесными Горьковскими улочками.

Обмениваемся рукопожатиями. За что люблю ребят, так это за крепость руки. Терпеть не могу, когда руку жмут вяло. С этим в нашей компании проблем нет. Канва закаляет характер.

– Вот металл, – говорит Данил, протягивая Кышу завёрнутый в целлофановый пакет-маечку самородок.

Кыш отвечает кивком, прячет золото во внутренний карман.

– А взвесить?.. – начинаю было я.

– Всё уже взвесили, – ворчливо отзывается Дан. – По сто раз. Пока тебя ждали.

Кыш протягивает конверты мне и Дану. Я, не пересчитывая, прячу деньги.

– Пересчитай, – говорит меняла.

– Да, ёлки! Опять за своё, я же…

– Нет, ты пересчитай, – повторяет Кыш. – Мы с тобой друзья большие, конечно. Но когда время доходит до дела – тут нужен грамотный подход.