Раб колдуньи - страница 21

И потому везу эту сучку, везу, стараясь не глядеть в радостно ухмыляющиеся лица прохожих, везу, морщась от заливающего лицо горячего пота… И чувствую, что промежность у Акулины и правда взмокла от возбуждения. «Давай-давай!» – это она меня еще и каблуками туфель старается пришпорить, чтобы побольнее было. Каблучки её и правда в бока мне вонзаются – жесть. И стыдно, и больно, и тяжело уже до невозможности. А она там наверху сидит, на прохожих как королева поглядывает, да на Колю, впереди плетущегося, с презрением смотрит. Вот такое нам наказание за наш побег выпало. Да только не наказание это было. Это был позорный путь домой. Чтобы мы поняли, что никуда от Хозяйки нам не сбежать, а если попытаемся – то назад дорога нашим кровавым потом будет полита. На себе её величество потащим обратно, грыжу себе зарабатывая. Чтоб не вздумали впредь даже во сне такие побеги видеть.

Кстати, я это не придумал ради красного словца. В тот же вечер, когда мы кое-как добрели до имения Акулины, она нам объявила, что теперь будет наши мысли контролировать и даже во сне мы не должны мечтать о свободе. А если что-нибудь такое приснится ненароком, обязаны сами о такой крамоле на себя доносить и она уже будет решать, как нас за эти сны наказывать.

В ногах мы у неё ползали с братом в тот момент на всё согласные. Потому что понимали – завтра с утра основное наказание-то и начнется. Не миновать нам той горькой чаши.

Но и с вечера немного кренделей отхватили оба. Посмотрела на нас Акулина строго, встала, подошла поближе, за волосы каждого взяла (крепко так взяла, сморщились мы с братаном, я даже застонал слегка) и к своей мокрой пахучей кунке притянула наши физиономии.

– Разозлили вы меня сегодня, – говорит, – разозлили, но и раззадорили. Давно так сладко не каталась на мальчишках. Демонов в моей душе вы славно потешили. А меня возбудили и что теперь мне делать? Кто первым отлизывать мне будет?

А мы уже знаем по опыту, что кто первым отлизывать вызывается, тот и в шоколаде. Так что я первым кунку её поцеловал, думал брату подсоблю – если я отлизываю, то его она отдохнуть отпустит. А оказалось всё немного сложнее.

– Отлично, – говорит Хозяюшка. – Значит, ты язык свой в писю мне засунул, а ты – она брату плетку показывает, которая неизвестно откуда у неё в руке взялась – раком встал, жопу оголил и приготовился получить сотню горячих.

И сладострастно так посмеиваясь, добавляет:

– Сотню – это если братик твой сноровистым лизуном окажется. Быстро удовлетворить меня сумеет. Пока я тебе сотню эту отстегивать буду. Сразу предупреждаю – с протяжкой буду отстегивать, так что терпи. Ну а если никудышным он будет лизунчиком, то и помучиться тебе придётся подольше. Уж не взыщите, перевозбудилась я сегодня, так что без порки вряд ли кончить смогу.

И вот опять, в который уже раз получилось, что брата я под плеть подставил. Зарылся в её слизистые складки, весь в её соках, хлюпаю и глотаю, носом даже ей клитор её разбухший пытаюсь удовлетворить, а сам с ужасом слышу, как стегает она плеткой по спине моего Коляна. Как он вскрикивает после каждого удара и старается не стонать, но плохо у него это получается. И удары эти слышу – с протяжкой, по вспотевшей плоти, как по мясу живому… Это из-за меня он так страдает, а я? А я садистку его истязающую позорно языком ублажаю. Да ладно б ублажил как следует и избавил бы братуху от боли лютой. Так ведь получается, что я правда никчёмный кунилингер. Никак Акулина не кончает. Пыхтит, тоже стонет, но от наслаждения, паскуда этакая, а кончить – никак. Голову мою одной рукой себе в пизду по самые уши уже вдавила, чуть ли не все волосья повыдёргивала, а не кончает и всё тут…