– Бери. Твоё, – заявил он, лучась улыбкой. – Тятька мой кормить кормит, да жалованье у него ученики не скоро заработают. А я о семье твоей радею: сам говоришь, отец хворает, себя не помнит, мать еле ходит, сестра спины не разгибает… Или деньги вам лишние?
Не слушая возражений Андрюса, Никита едва ли не силой запихнул монеты в его карман. Андрюс не знал, что думать: он не считал, что имеет право взять предложенные другом деньги, однако – тот утверждает, что от чистого сердца! Ему представилось бледное, исхудалое лицо Ядвиги, её натруженные руки с обломанными ногтями – старшая сестра работала день-деньской, чтобы прокормить-одеть родителей, да и Андрюсу с Иевой чтоб оборванным не ходить – а на себя уж давно рукой махнула. Дядя Кристиан ворчал: мол, мать Андрюса его жене не помощница; вот Ядвига ещё и дома старалась прибрать, помыть да постирать – чтобы мать тунеядством не попрекали. Как сестру ещё ноги носят, другая бы на её месте уж со двора сбежала!
Дрожащей рукой Андрюс всё-таки вынул деньги, поделил пополам, велел другу взять себе половину.
– С меня и того довольно, Бог тебя благословит! – взволнованно сказал он Никите. – Ты только больше не бери товар у отца тайком; вот вернётся – что мы ему скажем?
– То моя печаль! – беспечно махнул рукой развеселившийся товарищ. – А мы молчи знай, да меня держись – не пропадёшь!
Солнце стояло высоко, впереди был целый день любимой, интересной работы; а ещё Андрюс предвкушал, как вернётся домой и отдаст деньги сестре – пусть хоть чуть вздохнёт свободнее, хотя бы ненадолго. А вот скоро он выучится всему, станет мастером: не придётся Ядвиге больше руки в кровь стирать, да над шитьём ночами спину гнуть… Дорогою они купили у бабы, продававшей с лотка пироги, по горячей, жаренной на масле лепёшке – лакомство таяло во рту; впервые за долгое время жизнь стала казаться Андрюсу просто замечательной.
– Постой, а кто же тот мужик-то был, на базаре, что давеча тебе два раза кивнул, а не подошёл? – весело спросил он Никиту. – Или отцу твоему знакомый?
Ответа пришлось ждать так долго, что Андрюс невольно остановился, вопросительно посмотрел на друга – и поперхнулся лепёшкой, увидев холодный, угрожающий взгляд и стиснутые зубы.
– Я тебе сказал: меня слушай, да молчи знай? – Никита поднёс сжатый кулак к самому лицу Андрюса. – Вот и молчи; а коли разговаривать много будешь – вылетишь из мастерской, как миленький, да ещё и за растрату выплачивать станешь!
Андрюс с изумлением глядел на друга; левая рука сама потянулась к карману с ведьминым перстнем. Тихон же, сидящей на его плече, негромко зашипел, поднял лапу, выпуская когти… Неожиданно Никита рассмеялся.
– Вот ведь, бессловесная скотина, а понимает, когда бранятся! Ну будет, не обижайся, я ведь так… Для тебя всё сделаю, но и ты мне поспособствуй: не болтай, куда тебя не касается – не лезь! Так-то лучше! Ну – мир?
Он протянул Андрюсу руку… Эта смена настроений у друга совершенно сбила с толку; Андрюс ничего не понимал. Что-то тут было нечисто. Сердце у него тревожно сжалось: вот только, кажется, всё хорошо стало, а тут – опять, как всегда! Не видать ему удачи нигде!
– Что ж, идём, – уныло произнёс он. – Ничего больше спрашивать не буду, коли не хочешь. А если сердишься, деньги можешь назад забрать…
– Что ты! – возмущённо воскликнул Никита.
* * *
Тем же вечером Никита снова воспользовался отсутствием отца, Степана Никитича, и таинственным образом исчез из мастерской. Андрюс, памятуя наставление товарища не лезть куда не надо, добросовестно трудился над своей новой поделкой. Он решил выточить из дерева кота, добиться, чтобы игрушка получилась похожей на его Тихона. Деревянный зверёк должен быть лёгким, стремительным, угольно-чёрным, с вертикальными зрачками, сверкающими, точно ледяные звёзды. А кот будто понимал намерения хозяина: усаживался перед ним в вольготной позе, распушив хвост, насмешливо жмурил глаза, словно говорил: «Вот он я, как есть красавец! Сможешь повторить, справишься?»
