– Ерунду говоришь, – спокойно возразил Женя. – Даже если с детского сада глушить в человеке тоску по раю – всё равно кого-нибудь да прорвёт. И будет новая эпоха возрождения, и музы, и тоска. Опять же – читайте фантастику.
– Погодите! – удивился Иван. – Вы что, это всё всерьёз?
– Женьк! Расскажи ему про скалы! – крикнул Костя.
– Про скалы? – с сомнением переспросил Женя, и вдруг решительно обернулся к Ивану. – Мой брат Пашка, ну, то есть, Фолькер! Он однажды поспорил со своим компаньоном – настанет ли в истории человечества день, когда никто не будет любить Бетховена? И у них в связи с этим была дуэль на скалах!
Иван представил себе двух мультяшных исполинов, швыряющихся друг в друга горами, и улыбнулся.
– Ничего смешного! – крикнул Костя. – Это старинная шотландская дуэль! Два человека лезут на скалу, кто сорвётся – тот проиграл. Они специально на Кавказ летали!
– Фолькер в юности хотел быть альпинистом-спасателем, – объяснил Женя. – Жил в альплагерях. Кстати, этот «ник» у него с тех самых пор. Он там вытащил одного немецкого экстремала буквально из пропасти. И тот подарил ему своё имя. Так и сказал: мол, дарю на удачу! Вам это, может, странно…
– Да нет, – улыбнулся Иван. – Хорошо. Мне нравится.
– Ну и вот, – продолжал Женя. – А потом его прошибло осознание, что быть альпинистом – это далеко от реальности.
– Жень, а ты кем хотел быть? – вдруг спросил Иван. – Пока тебя не «прошибло осознание»?
– Я хотел, как мама, врачом, – невозмутимо отозвался Женя. – Но мы с Пашкой взвесили и поняли, что это будет не максимальное применение. Я смогу стартовать быстрее и сделать больше, если стану журналистом.
– Теперь понятно, – кивнул Иван.
Женя хотел ещё что-то сказать, но тут в кармане у него запел мобильный. Он взглянул на номер и отступил на пару шагов, поговорить.
– Ну как? – зашептал Костя. – Понял, что за люди! Это тебе не с бабушкой чаи распивать!
Порыв ветра качнул деревья у института, срывая высохшую, бумажную как будто листву.
– Ничего себе задувает! – сказал Иван, взглядывая на мутное небо. В нём не было пока что ни облачка – только горькое молоко дыма. – Наверно, будет циклон. Прибьёт эту муть к земле.
– Да оставь ты свои циклоны! – шёпотом завопил Костя. – Тебя с людьми знакомят, которые, может, целое поколение вытянут из пустоты, а ты насмехаешься!
– Я не насмехаюсь, – сказал Иван. – Я ничего этого не понимаю, Костя. Ни дуэлей на скалах, ни «максимального применения»… – Он посмотрел на Костю, потом на Женю, прижавшего к уху трубку, на группки ребят в вихрах сигаретного дыма. Не то чтобы старым показался он себе среди них, но как будто вне возраста – вне молодости, вне зрелости.
И снова утешительно ему подумалось о приблизившейся непогоде, а там – и о скорой зиме. Как красиво она ляжет на улицы! Но главное, зимой вернётся мама. Старомосковским шагом пройдутся они по белым рекам тротуаров. Жалко, в Москве редко встретишь теперь «белую реку», разве на этой вот улице, слишком старой и хрупкой, чтобы чистить её машинами или доверять гастарбайтерам. Её чистит русский ленивый дворник…
Иван взглянул на вернувшегося Женю, и его мечта оборвалась.
– Никто не хочет поработать в Германии? – произнёс тот озабоченно. – Срочно нужен человек в распределитель для беженцев. Там проживают семьи, желающие получить немецкое гражданство, – объяснил он. – Среди них россияне с Кавказа.
