– Вовремя вы её привезли. Медведи точно здесь есть. Теперь и мы будем смелее, – поддержали они мою шутку.
Узнав, что мы приехали от Виктора и тоже шишковать, мужики гостеприимно пригласили нас в зимовье. Мы познакомились. Старший по возрасту назвался Степаном, второй Олегом. Зимовье было просторным, и мы с Григорием почти их не стеснили. За чаепитием они рассказали нам, что их завезла машина накануне вечером, а перед ними здесь жила бригада шишкарей, и с лучших участков кедрача ею собран урожай. До нашего приезда мужики успели сходить в кедровник и оценили урожай ореха как низкий.
Такая информация меня не огорчила. Я был рад тому, что побываю в кедровом лесу и сам приму участие в заготовке ореха, поэтому жизнерадостно вставил в разговор:
– Для нас главное – процесс.
– Тогда напроцесситесь, – рассмеялись они.
Поговорив с мужиками, мы с Георгием вышли из зимовья, и он ознакомил меня с традиционными приспособлениями для добывания шишек и получения ореха, которые были установлены рядом с зимовьем.
– Это колот – первое наше орудие труда в кедраче, – показал он на большой деревянный молот с почти двухметровой ручкой, лежащий на земле при виде которого я воскликнул: «Ничего себе молоток!»
– Наши новые знакомые изготовили его под себя. По-видимому, они недалеко нашли кедровый участок леса и понесут его туда. Мы же не будем терять время на это, так как глупо тащить такую тяжесть в кедрач, находящийся отсюда примерно в полукилометре, где мы будем шишковать. Таких молотков там можно найти с десяток. Из кедрача мы перенесём шишки в мешках и высыплем в сайбу, – показал он на пригороженную к задней стенке зимовья загородку из жердей.
Затем он подвёл меня к деревянному коробу с наклонными стенками, из-под которого виднелся круглый барабан с продольными рёбрами и с прибитой к одному торцу почти метровой деревянной ручкой, и с улыбкой сказал:
– А это агрегат для получения трудовых мозолей – так называемая молотилка. В неё засыпают шишки и вращают барабан, который своими рёбрами их разминает и шелушит, а орешки высыпаются на разостланный брезент. Потом их просеивают на решётах: сначала на крупном, а потом на мелком. И, если позволяет погода, то и ещё подсушивают на солнце. После чего орех провеивают на ветру и пересыпают в мешки.
День был не по сезону жарким и безветренным, а солнце только перевалило за полдень. Посовещавшись, мы решили за оставшееся световое время дня провести свою разведку в кедровнике.
По натоптанной тропе, идущей от зимовья, мы обогнули крутую сопку, и постепенно она увела нас ещё дальше в верховье хребта. Рада робко бежала за нами и настороженно вслушивалась в незнакомые звуки тайги. Примерно через триста метров на нашем пути всё чаще и чаще стали попадаться могучие кедры, на вершинах которых виднелись крупные шишки. Я с восторгом обращал на них внимание Георгия, но он равнодушно скользил взглядом, а потом и мне посоветовал не зариться на таких великанов, так как они нам не по зубам.
Пройдя ещё немного, мы свернули с тропы и вскоре оказались в сплошном кедровнике. Это был уже другой лес: чистый и устланный, словно ковром, толстым слоем влажного мха, в котором наши ноги утопали по самые щиколотки. Я всей грудью вдыхал пропитанный таёжными ароматами воздух, и он непривычно пьянил меня. Георгий взглянул на меня и одобрил:
– Правильно – дезинфицируй лёгкие. Такой воздух убивает вредные микробы.
