Звякнул засов. Со зловещим скрежетом открылись двери. Константин с замиранием сердца перешагнул порог камеры и вздрогнул от грохота захлопнувшейся за спиной двери, которая будто бы вмиг спрессовала время. Все, теперь он по другую сторону черты. Там относительно благополучная и такая далекая жизнь. Здесь, за этим порогом – другая, темная и страшная…
В узкой, как пенал, камере с грязно-серыми стенами и небольшим, под самым потолком оконцем стояли вдоль каждой стены по две двухъярусных кровати, на которых сидели или лежали семеро разного возраста и комплекции мужчин. Между ними втиснут узкий стол. В углу, справа от входа – отгороженный грязной занавеской туалет. Там шумела вода и несло мочой. Ад. Как часто его мучили эти кошмары! Особенно после убийства водителя. И хотя все прошло чисто и никто ничего не заподозрил, Константин боялся, что кто-то из участников этого дела проболтается. Он тогда почти перестал спать. На протяжении месяца ему мерещился в каждом прохожем оперативный сотрудник. Селедин вздрагивал при любом шорохе ночью. Однако постепенно это прошло. Остались сны и потаенный страх. Еще он боялся, что отменят мораторий на смертную казнь…
Константин стоял у двери, не зная как вести себя дальше, а на него пялились семь пар глаз и ждали.
– Опаньки! – раздался голос на втором ярусе. – Еще один пассажир!
Бритый наголо, худой как смерть мужчина, торс которого был синим от наколок, сел, свесил ноги с изъеденными грибком ногтями и спрыгнул на пол.
– Здравствуйте! – Селедин кивнул и шагнул, но в нерешительности замер, словно оказался в клетке с тиграми.
– Здорово! – буркнул кто-то.
– Меня к вам определили. – Он показал зачем-то матрац, который прижимал к себе рукой.
– Да уж не нас к тебе, – проговорил кто-то с нижнего яруса ближней к нему кровати.
– Куда мне лечь?
– У параши! – продолжал глумиться лысый.
Неожиданно Селедин вспомнил, как кто-то ему рассказывал, что когда новоиспеченный арестант входит в камеру, он должен сказать, за что его посадили.
– Я за убийство. Хотя… Это ошибка.
– Ух ты! – воскликнул лысый. – Кого убил-то?
– Да…
– Таракана?
– Шуруп, хватит трендеть, – раздался голос с сильным кавказским акцентом. – А ты подойди сюда.
Теряясь в догадках, Селедин протиснулся к кровати, на которой лежал здоровенный кавказец. Как и все находящиеся в камере, он был по пояс раздет. Мощная грудь и плечи были покрыты густой, смолянистой порослью.
«Зверь», – с уважением подумал Селедин. Отчего-то ему стало нехорошо. Он облизал вмиг пересохшие губы:
– Вы меня звали?
– Вот свободная шконка, – кавказец показал взглядом на второй ярус напротив.
– Что, простите? – Константин слегка наклонился.
– Спальное место здесь называется шконкой, – пояснили сзади.
– Спасибо…
Селедин развернулся и забросил матрац наверх.
– Ты чего, Джин, без прописки его решил поселить? – разозлился Шуруп.
– Хватит придуриваться, – кавказец, которого назвали Джином, перевернулся на левый бок, к стене.
– Спасибо, – одними губами проговорил Селедин.
Он забрался наверх. Однако сразу понял, что спокойно лежать здесь не придется. Мало того что вместо сетки был лист железа, так еще и матрац оказался практически без ваты, а та, которая была, сбилась в куски.
Отвернувшись к стене, Константин задумался.
– Халид! – неожиданно раздался голос Джина.
Под шконкой Селедина кто-то заерзал и заговорил на незнакомом ему языке.
«Чеченцы, – догадался он, и тут же его прошиб холодный пот. – Черт! Так ведь их, наверное, по моему делу и замели! Стой, Костя, ты совсем со страху рассудок потерял, – стал успокаивать он себя. – Мало ли за что чеченца могут сюда закрыть? Они все в криминале».
