Настал черёмуховый май.
Цветут тюльпан, нарцисс, фиалка.
Свет жизни льётся через край, –
Цвести готова даже палка.
Как хризолитна в парке сныть!
Берёзки светятся в серёжках.
Отрадно с другом мне бродить
По старым парковым дорожкам.
И вдруг – хлопок! И крыльев взмах!
Стрелял в ворону «добрый» дядя.
На наше «Ох!» и наше «Ах!»
Плевал тот дядя, в «мушку» глядя.
Он выстрелил в ворону-цель
(из пневмопушки иль мушкета?).
И вздрогнула от страха ель,
Услышав «смерть» из пистолета.
Он был немолод, даже сед,
Но с выправкой легкоатлета,
Он даже, кажется, сосед
Ближайших этажей и клеток.
Померкла вдруг моя весна.
Упало сердце, будто в шахту.
Кричали птицы, ель, сосна,
И дядя вдруг покинул «вахту».
Ему я крикнула вослед:
За что её? Она – ЖИВАЯ!
«Мы все живые», – он в ответ
Отлаял, как сторожевая.
Как объяснить ему, в летах,
Что так нельзя, ворона – Божья!
И что не нам дано решать,
Кому не жить. Себе дороже
И нервам обойдётся речь.
Что говорить? – Она – жи-ва-я!!
Свою-то душу уберечь,
И то от смерти не желаем.
10 мая 2007 г.
