Радуга на цыпочках - страница 6
Благослови на добрые пути.
Я быть всегда с родными обещала
И дома оставалась много лет.
Но клетки золотой мне стало мало,
Позвал в дорогу страждущий поэт.
Так вышло: уезжать опять придётся
В реалии судьбы и в миражи.
Стараюсь разглядеть Тебя сквозь солнце,
Шепчу губами: «Лишь не накажи».
Нам каждый миг нужна Твоя защита,
К счастливому ведущая звезда.
Росой природа и зарёй умыта.
А я клянусь не клясться никогда!
Матриархат
Матриархат не бзик.
И мы не виноваты,
Что нынешний мужик
Из гумуса и ваты.
Причёсан и побрит,
Завёрнутый в простынку,
Он на диване спит
С компьютером в обнимку.
Он чей-то зайчик, сын,
Залюбленный мамашей.
Он у неё один,
Вскормлён борщом и кашей.
Талантище, силач,
От армии спасённый.
Сидит, жуёт калач,
Бездельем увлечённый.
Достойный кандидат,
Способный к размноженью
И вот – уже женат.
Он для жены – везенье.
Она вокруг – юлой,
Взвалила все заботы.
Ведь муж её – герой!
Чуждается работы.
В штаны, за руль, вперёд!
С мужчинами на равных!
Зайчишка-сын растёт —
Месть за мужчин. Он славный:
Оболтус и растяпа
Такой же, как и папа.
Матриархат – наш бзик.
Мы очень виноваты,
Что нынешний мужик
Из гумуса и ваты.
Случай на Дону
Обрушилась стихия
Нежданно, в одночасье,
За то, что мы, шальные,
Своё губили счастье.
Хлестали ливня струи
Из чёрной злобной дали.
Выл ураган: «Ату их!»
От страха прочь бежали.
Бил град лицо и плечи.
Шли тучи, как солдаты.
Прикрыться было нечем.
Мы сами виноваты.
Открылись двери свода,
Двоились молний жала,
И гневная природа
Весь мир в кулак зажала.
А кухня полевая,
В которой так ругались,
Осколки в нас швыряя,
Взлетела взрывом стали.
Но старенькая баня —
Приют в безумстве ночи.
И мы, в кровь ноги раня,
Пустились что есть мочи.
Случайно оглянулись.
Как будто выпив браги,
Метало небо пули
Дождя в несчастный лагерь.
Трещали сучья, ветки.
Дон тоже был расстрелян.
Глотала грязь таблетки
От бешеного хмеля.
У печки раскалённой
И чувства разомлели.
Хлестал нас пар зелёной
Мохнатой веткой ели.
Ушла размолвка ранью
В туман, что с Доном пухнет.
О ней напоминаньем —
Разрушенная кухня.
Ветрогон
Он играл с её подолом,
Тихо пел на ушко соло,
Шею нежную ласкал.
Только был порыв недолог:
Скромен он ещё и молод.
Притаился возле скал.
А потом, набравшись силы,
Снова к ненаглядной, милой
И, немного осмелев,
С хитрым видом заводилы
Продувать ей начал жилы,
Свой навязывать напев.
Свитера не одевала,
На душе коросты мало,
Нараспашку перед ним.
Не показывала жало,
Знала, что он запевала
И бывает раздражим.
Становился он сильнее,
Гнул цветы в оранжерее,
Дрожью тело пробирал.
Мусорных нанёс наклеек,
Превратился в лиходея,
Разметал весь капитал.
И она надела шубу,
От обиды сжала губы,
Закупорила вино.
Стала злобной с ним и грубой.
Топнула: «Долой инкуба!»
Дверь закрыла и окно.
Закружился на пороге:
«Погляди-ка: недотрога!
Одинокою побудь.
Ну, зачем такой быть строгой?
Ведь девиц на свете много,
Притулюсь к какой-нибудь!»
В них живёт убитая любовь
Вечер. Леса смех. Она одна.
Робко дождик по лицу прошёл:
«Радости улыбка не видна?
Глянь, закат – пурпурный неба шёлк».
Капли стёрла. С ветки соловей:
«Сильно как глаза твои грустят!»
Скрылась в чаще. Вслед плеснул ручей:
«Ты грешна, но знай, никто не свят».
Спряталась за ивой. Та: «Скажи,
Взгляд упорно прячешь почему?»
Кинулась бежать. За ней ужи:
«Ты куда? А, главное, к кому?»
Ухнул филин: «Страхам прекословь».
«Что с глазами?» – разозлился гром.
«В них живёт убитая любовь!» —
Выкрикнула. И в траву – ничком.
Похожие книги
