– Их позавчера привезли из трех агентств и…
– Да, и еще. Если оттуда – ты знаешь, о чем я говорю, хоть одну девицу увижу, Инга пожалеет, что на белый свет родилась! Да и ты тоже!
– А я тут при чем?! – взвизгнула девица.
– При том, что меня нельзя расстраивать! Ты же знаешь, что я этого не терплю!
В тоне Вероники Долинской звучало столько надменной злобы, что вдруг прямо на глазах она принялась терять все свое очарование…. С ним происходила просто удивительная вещь: вместо юной красавицы, поражающей своим очарованием, перед ним вырастала худая злобная баба средних лет, похожая на ужаленную мегеру, да еще с лиловыми синяками под глазами…
– Да, и еще. Если этот (грубое непечатное слово) вздумает меня с левого боку снимать, я ему (очень грубое непечатное слово), – и, удовлетворенно вздохнув, Долинская открыла дверь какой-то комнаты. От удивления у него распахнулись глаза. Все дело в том, что в последний раз подобные сочные выражения он слышал от одного подследственного, бандита со стажем, которого взяли в одном из притонов с килограммом марихуаны.
Белая дверь, за которой скрылась Долинская с толстой девицей (остальная часть свиты пошла дальше по коридору) являлась входом в гримерку возле огромного съемочного павильона, расположенного на первом этаже. Долинская оставила дверь приоткрытой, поэтому он без зазрения совести прислонился к двери и стал подсматривать и подслушивать (а кто на его месте подступил бы иначе при близкой встрече с такой звездой?). В комнате было несколько гримировальных столиков с ярко освещенными зеркалами и большой, широкий диван. Долинская швырнула свое белоснежное пальто прямо на пол и рявкнула на толстую:
– Где ящик с косметикой?!
– Ника, чего ты волнуешься? Гример будет с минуты на минуту.
По коридору шел официант (молоденький мальчик, явно студент) в черных форменных брюках, белоснежной рубашке и черной бабочке на шее. Мальчик нес поднос, на котором стояла дымящаяся чашка кофе. Никак не отреагировав на то, что он стоит под дверью гримерки, мальчик постучал костяшками пальцев и отворил дверь.
Он поднес кофе Долинской. Та, взяв чашку с подноса, чуть пригубила напиток. Внезапно лицо ее исказилось:
– Что?! Сахар?! Ты что, положил сахар, идиот?! Разве ты не знаешь, кретин, что мне нельзя подавать кофе с сахаром?!
Лицо мальчика пошло красными пятнами:
– извините… извините… в следующий раз это не повторится…
– В следующий раз говоришь, ублюдок?!
Дальше произошло невообразимое… Вероника Долинская вдруг выплеснула кофе в лицо официанту, а потом швырнула чашку ему в голову.
– Пошел вон!!!
По лицу мальчика, по его белоснежной рубашке текла коричневая жидкость… А Долинская тут же принялась рыться в своей сумочке – так, как будто ничего не произошло. Подобрав чашку с пола, официант быстро вышел из ее гримерки.
Застыв, он продолжал как громом пораженный стоять возле этой двери. За годы своей работы он видел многое. Он видел разрезанные трупы и отпетых уголовников, наркоманов и содержателей притонов, мошенников и самых жалких, опустившихся проституток… Но он никогда не видел такого! Он плюнул на пол и процедил сквозь зубы:
– Уродина! – потом пошел дальше по коридору. Теперь он знал, что Вероника Долинская, улыбающаяся с бигбордов и экранов телевизоров, самая отталкивающая, отвратительная и мерзкая женщина. Самая уродливая – из всех.
