Попадание случилось в момент, когда подручные Погосяна доставали из открытого зева элеватора вторую порцию ракет, их пороховая начинка воспламенилась прямо на палубе, огонь перекинулся внутрь отсека и лишь чудом не повлёк большого взрыва в погребе; вероятно, его хватило бы, чтоб переломить «Февраль» пополам. Дым от пожара был ещё заметен, когда линкор лёг на курс к Севастополю, до этого выпустив по Батуму три сотни снарядов из пятидюймовых орудий, что принесло несравненно больший эффект, нежели ракетная забава.
А до захода солнца слева и сзади по курсу появились дымы. Эскадру догонял «Явуз Султан Селим», в девичестве – «Гебен», за ним в кильватере коптил бронепалубный «Хамидие», дальше – какая-то мелочь вроде миноносцев.
Адмирал сквозь зубы помянул турецкую матушку. Десять пушек главного калибра у линейного крейсера – огромная сила перед тремя у русского линкора, и эскадра скоро будет уже в зоне досягаемости турецких орудий. На свежих машинах «Октябрь» способен тягаться ходом с поношенным «Гебеном», но у двух бронепалубных крейсеров эскадры подобной шустрости нет. Даже если бы была возможность бежать, скрыться от осман за дымовой завесой, а потом нырнуть в надвигающиеся майские сумерки, Черноморский флот вписал бы в свою историю поражение перед лицом вековечного противника.
– Господа! – Баженов плюнул на уставное обращение «гражданин», узаконенное в Директории. Адмиралы и офицеры – хозяева на боевом корабле, настоящие господа, его мозг, его нервы, его совесть. Только так, и никак иначе, или даже не стоит сражаться, а лучше послать матросов спустить гюйс, мачтовый триколор и кормовой Андреевский флаг. Ни за что! Адмирал машинально одёрнул без того идеально сидящий китель и обвёл взглядом офицеров на мостике. – Полагаю, господа, немецкий капитан на «Султане Селиме» не подозревает, что облегчённый «Февраль» на пару узлов более ходок, чем известная ему «Императрица Мария». Стало быть, наш козырь – неожиданный стремительный манёвр. На руку может сыграть и остаток пожара – линкор выглядит как изрядно побитый у Батума. Посему – принимаем бой!
Вопреки устоявшейся тактике боя броненосных кораблей, рождённой в крови и пламени Цусимы и Ютландии, Баженов приказал немедленно идти на сближение. Только на самых малых дистанциях, напоминающих об эпохе парусных сражений, противоминная артиллерия «Февраля» и пушки крейсеров способны повредить «Гебен», если не пробитием пояса броневой защиты, то снести трубы, разрушить надстройки, башни. Если повезёт – удастся послать ему в борт пару-другую торпед. А уж коль получится всадить в германо-турецкого оборотня несколько снарядов главного калибра, добро пожаловать в гости к Нептуну!
Началось…
«Февраль» получал десятки попаданий и не выходил из схватки, но кто может себе представить, что творилось на том корабле!
…После нескольких выстрелов в башнях так горячо, что не прикоснуться к металлу. Вскипает масло в орудийной гидравлике. Дым от горелого пороха до того густой, что не справится никакая вентиляция, он выедает глаза, горло, лёгкие. Огромные снаряды морских пушек – скользкие от смазки и очень тяжелые. Достаточно одного неверного движения, несогласованного действия орудийного расчёта, и боеприпас сорвётся, ударится, его взрыв уничтожит всё живое вокруг…
…В машинном отделении – филиал преисподней. Матросы бешено бросают угль в топку, истово завидуя счастливчикам на судах с мазутными котлами. Жара хуже, чем в финской парилке. Механики, непрестанно матерясь, выжимают из двигателей всё возможное и невозможное, повинуясь командам машинного телеграфа – дать ход «самый полный вперёд» и через минуту пустить машины враздрай для самого крутого разворота. Металл трещит и рвётся, люди – держатся! И знают: здесь не спастись, коль корабль затонет. Машинное ниже ватерлинии, над головой тонны брони, множество люков, задраенных по-боевому. Они выживут или погибнут только вместе с линкором!
