Мама была бы в восторге, услышав, что кто-то интересуется моим вторым именем! Алтеей звали бабушку-гречанку – ту, что много лет назад дала моей двадцатидвухлетней матери денег на переезд в США.
Райли одобрительно кивнула.
– Красиво, – похвалила она. – И картинка у тебя на руке красивая! – И она указала на мое плечо, обвитое татуированным узором.
– Спасибо. А мне нравится твоя розовая футбольная форма.
– На папе тоже есть картинки, но их видно, только когда мы ходим купаться, – сообщила Райли.
Что мне нравится в детях – это непосредственность! Никаких секретов, никакой скрытности: что на уме, то и на языке.
– А дядя Уэст говорит, что у дяди Брукса есть картинка на попе! – добавила она.
Вот-вот! Видите, о чем я?
– Только не знаю какая – дядя Брукс мне никогда не показывал!
Густ шумно вздохнул, а Кэм снова покатилась со смеху.
Я тоже была готова расхохотаться от души. Смех щекотал горло, словно газировка: чувство не то чтобы неприятное – но я совсем не понимала, что с ним делать.
– Райли! – сурово сказал Густ.
– Чего? – невинно откликнулась Райли.
– Неприлично обсуждать чужие попы с теми, кого знаешь меньше пяти минут.
– Ой, извини, – смутившись, пробормотала Райли.
– Все нормально, – сказала я. – Спасибо, что рассказала мне, на ком тоже есть картинки.
– И на этой ноте, – вступила Кэм, – мы с этой маленькой болтушкой едем играть в футбол. – Она перевела взгляд на Райли. – Только сначала что-нибудь сделаем с этой штуковиной на голове, которую твой папа считает хвостиком.
Уэст собрал подписанные бумаги, сам сложил их в папку, а папку убрал в сумку, поскольку руки у Кэм были заняты.
– Кэм, я сделал все, что мог, – пожав плечами, ответил Густ.
Райли издала горестный стон – слишком уж горестный для крохи пяти или шести лет от роду.
– Мама, можно мне сегодня стоять в воротах? Ну пожалуйста! Я не хочу бегать за мячом!
– Посмотрим, как вести себя будешь, – с улыбкой ответила Кэм.
Густ взял со стола сумку и аккуратно повесил ей на плечо.
– Давай, солнышко, покажи всем класс! – сказал он Райли. – Люблю тебя.
Он поцеловал дочку в лоб, а та чмокнула свою ладошку и приложила к его щеке.
– И я тебя люблю.
– Сможешь забрать ее завтра? – спросила Кэм.
– Да, вроде завтра время будет, – ответил Густ. – А если не смогу, пришлю за ней Брукса или Эмми.
Кэм кивнула.
– Спасибо, – сказала она. – Ладно, Райлз, скажи всем «пока».
Райли помахала нам ручкой, и мы с Уэстом и Густом замахали в ответ.
– Люблю тебя, малышка, – сказал Уэст. – Кэм, спасибо за помощь.
– Не за что. Завезу бумаги в городской совет, если что-то пойдет не так, напишу. И, Ада, я очень довольна, что с вами познакомились! Если захотите выпить вместе кофе или что-нибудь такое – дайте мне знать. Дадим кумушкам в Мидоуларке пищу для разговоров.
– Само собой, – ответила я, хоть и понимала, что это очень маловероятно.
Не то чтобы мне не хотелось выпить кофе с Кэм. Честно говоря, она мне очень понравилась! Просто я не умею заводить друзей. И боюсь, что, проговорив со мной дольше пяти минут, она разочаруется. Ада Харт хороша в малых дозах.
– Ладно, всем пока, увидимся, – сказала Кэм и пошла к дверям. Райли снова энергично замахала нам, и я невольно помахала ей в ответ.
Затем повернулась к Уэсту – и увидела, что он смотрит на меня.
Как обычно. Он смотрит на меня, а я на него. Словно больше вокруг и посмотреть не на что!
Так что я решительно перевела взгляд на Густа. Но он, подняв бровь, смотрел на брата, а брат смотрел на меня, и все это походило на какую-то странную игру в гляделки на троих. Определенно, пора было с этим заканчивать.
