Сегодня официальное начало работы над моим проектом – гостевым ранчо на «Ребел блю». «Небесный дом» – так я называю его про себя. Из-за синего цвета стен… и не только. С дизайнером интерьеров, женщиной по имени Ада Харт, я переписываюсь с октября, но сегодня она наконец приедет и начнет приводить Небесный дом в божеский вид.
Я взглянул на часы над камином (на сумку старался больше не смотреть). Полседьмого. До появления Ады еще добрых три часа. И, кажется, это будут самые долгие три часа в моей жизни.
Я терпеливо прождал всю зиму, однако теперь, в двух шагах от исполнения желаний, сгорал от нетерпения.
Надо было чем-то занять руки и голову. И я решил: недалеко от въезда на территорию «Ребел блю» пасется стадо коров, сегодня утром ребята собирались перегнать его на другое место – поеду помогу им, дело не хуже любого другого. По крайней мере, займусь чем-то полезным, а не буду три часа бегать по потолку…
Когда папа и Густ наконец согласились на гостевое ранчо – для меня это значило не только, что они доверили мне серьезную ответственность.
Такое чувство, словно они… ну, наконец-то меня заметили.
Среднему ребенку в семье легко затеряться между старшим и младшим, особенно если сам по себе он человек не выдающийся. Густ – упрямый, твердолобый, зато решительный и неутомимый, правая рука отца на ранчо; Эмми – красавица, чемпионка по скачкам вокруг бочек, папина любимица… а я?
Просто Уэст.
И обычно не возражаю. Меня все устраивает. Но все-таки здорово будет заняться чем-то своим.
За спиной скрипнула половица.
– Ну, как настроение? – раздался за спиной хрипловатый голос отца.
– Нормально, – ответил я. – Пока не очень верится, что наконец дошло до дела.
Амос Райдер обогнул кухонный стол и встал напротив меня.
Одет он был как обычно: рубашка и ковбойские джинсы. Рукава закатал, как всегда, когда собирался работать, так что на предплечьях можно было разглядеть поблекшие, едва различимые татуировки.
– Когда приезжает твой дизайнер? – спросил он.
– В половине десятого. Ты вернешься сюда или встретишься с нами на месте?
– Познакомлюсь с ней здесь, – ответил он, прихлебывая дымящийся кофе. Отец обожает пить кипяток; не знаю, как это ему удается. – Это твой проект, Уэстон. И на месте я тебе не нужен. Сам справишься.
В одном Амосу Райдеру надо отдать должное: он верит в своих детей. И в Брукса, кажется, тоже. Мы ничем не заслужили его безусловную поддержку – она просто всегда была и есть. Возможно, так он и проявляет свою родительскую любовь.
И все же я чертовски боюсь не оправдать доверие отца.
Я потер лицо ладонью.
– Знаю. Просто…
И ненадолго умолк, соображая, в какие слова облечь то, что хочу сказать. В нашей команде я всегда был вторым – строго говоря, даже третьим. Жил в тени Густа, зная, что рано или поздно он унаследует ранчо. Никогда ничего не делал сам, один…
Так ничего и не придумав, я наконец закончил:
– Просто дело-то нешуточное.
Папа кивнул. Думаю, он понял и то, что осталось несказанным.
– А это у тебя что? – спросил он, указывая на сумку на столе.
Совершенно не горя желанием объяснять папе, как эта сумка у меня оказалась, я ответил только:
– Одна знакомая вчера забыла в баре.
– Знакомая? – вопросительно поднял брови Амос.
Я сглотнул.
– Ну да. А я забрал, чтобы она там не пропиталась табачным духом, – объяснил я, стараясь говорить равнодушно и беспечно.
Папа слегка прищурился, затем покачал головой и сделал еще глоток кофе.
