Терпеть не могу, когда меня двигают по столу. Я просто трясусь от злобы, а могу и ударить током. Но током бить некого, и некому воткнуть вилку в сеть. Я одна. Я хочу есть. Я слезаю со стола и становлюсь Алексеем – пожирателем трупов. В холодильнике – омертвевшие куски говядины. Ими я и займусь…
Дождь за окном. Неохота быть плащом или зонтиком-автоматом. Лучше – электрокамином и хранить в себе тепло электродров…
Звонят в дверь. Придётся временно исполнять роль швейцара. За дверью девушка с чемоданом и огромной кожаной сумкой. Мокрые волосы. Красная «дутая» куртка и синее, до колен, платье под ней.
– Здравствуйте. Извините, я тут приехала к вашему соседу напротив, а его нет… Можно, я занесу к вам вещи ненадолго?
– Конечно. Вообще-то у меня чай почти готов. Не хотите?
Она колеблется.
– На улице холодно, мокро и противно, – утверждаю я.
Она откидывает вбок напитанные влагой волосы и, наконец, улыбается:
– А может, и правда зайти? – и делает шаг внутрь.
Я вспыхиваю разноцветными огнями. Они бегут от верхушки по всем моим зелёным веткам. Я помогаю ей снять куртку и подхватываю внутрь своей кабины, поднимая вверх. Она нажимает кнопку третьего этажа. С её ног одна за другой слетают хрустальные туфельки.
Я останавливаюсь на третьем этаже, распахиваю свои двери; она выходит и нерешительно замирает у входа в огромный тёмный зал.
– Не бойтесь, – говорю я. – Когда я рядом, тьма вас не тронет. Зато в другом конце этого помещения – чашка горячего чая. Неужели вы не хотите попробовать?
Я взлетаю ввысь, не забыв воткнуть шнур в розетку. Я – электрический излучатель света, блестящий и дышащий теплом. На экране моего левого кинескопа – информация о дальнейшем пути.
Я стучу электронами по люминофору, выбивая на экране надпись:
– Идите вперёд.
Она делает неуверенный шаг. Над её головой вспыхиваю я, охватывая её светом и приглашая войти.
Она улыбается:
– И где же ваш чай?
Я наврал. Чая, ещё, собственно, нет. Есть только море воды, я и электрическая розетка. Но ради неё я готов вскипятить море за пару ничтожных секунд.
И вот уже клубится пар, поднимая её в безоблачную синюю высь, не обжигая, а всего лишь лаская своими тёплыми мягкими лапами. Я вынимаю кипятильник за длинный хвост провода и воспаряю к ней.
– Кажется, мы хотели пить чай, – напоминает она.
– Ах, чай… – я улыбаюсь и незаметно щелкаю тумблером. Из бункера высыпаются тонны чая, и его благоухание её, похоже, умиротворяет. Она берет свою чашку, кладёт в неё сахар и ВЗДЫХАЕТ.
Что такое? Я встревожен. Я вынимаю вилку из сети.
Оксана медленно помешивала ложкой чай, глядя в стол, покрытый сероватой клеёнкой.
– С чем будете пить? – спросил Алексей, отодвинув свою табуретку.
– А что есть?
– Сухари есть, – сказал он, раскрыв створки щкафа. – Можно бутерброд с маслом сделать. О! Колбаса есть.
– Давайте лучше с сухарями.
Алесей достал целлофановый пакет сухарей, развязал его и поставил на стол, под висящую на столе хлебницу.
– А зачем вам сосед? – спросил он, подсаживаясь снова за стол. – Вы его родственница?
– Племянница.
– А, ясно. Приехали навестить?
– Нет, я проездом. В институт.
– И где же такие симпатичные учатся? – в глазах Алексея пробежала яркая искорка, он отхлебнул из чашки и чуть не обжёгся.
– Какая разница? И вообще, я не люблю бесплодных разговоров, – она казалась недовольной, но тут же снова улыбнулась:
– Хорошо. Мягкие сухари.
– А про сухари – не бесплодный разговор? – настаивал Алексей.
