– Ну а ты?
Коломейцев делано округлил глаза:
– Я же говорю, трансмиссия и масло…
Они переглянулись и, не сговариваясь, молча заулыбались.
Барсуков и Коломейцев служили вместе уже не первый год. На толкового паренька из-под Ленинграда, выпускника ОСОАВИАХИМа, Барсуков – тогда еще старший лейтенант – обратил внимание сразу. Рослый вихрастый парень, прибывший в числе других новобранцев в часть летом 1939-го, не очень-то подходил по своей комплекции для службы в танковых войсках. Однако, как следовало из сопроводительного формуляра, находился в ладах с техникой, что было немаловажно.
– Грузовик водишь, – остановившись перед Витяем и заглянув в бумаги, скорее утвердительно, чем вопросительно произнес перед строем Барсуков.
Коломейцев сделал шаг вперед:
– Так точно, вожу.
– А танк сможешь?
– Трактор водить пробовал – получалось. Думаю, смогу и танк, – скромно, но без тени смущения отвечал новобранец.
– Пойдешь механиком-водителем, – определилась быстро и просто очередная солдатская судьба.
– Комсомолец? – с уверенностью спросил шедший следом за Барсуковым политрук роты, носивший трескучую фамилию Сверчкевич.
– Никак нет.
– Как так?! – У Сверчкевича от неожиданности даже отпала нижняя челюсть.
– Да я техникой больше интересуюсь, – спокойно пояснил парень.
Уже вечером после развода политрук выговаривал Барсукову о Коломейцеве:
– Не, ну ты подумай: ОСОАВИАХИМ, технарь, спортом увлекается, кружок моделирования опять-таки…
Барсуков чуть вздернул бровь, удивленно обернувшись на Сверчкевича.
– Чего ты на меня смотришь? Я полистал, полистал дело… И вдруг не член ВЛКСМ! А, каково? Что-то здесь не так. Надо копать.
– Нет здесь никакого дела – нечего копать. Мне не комсомолец нужен, а механик, – рубанул в ответ Барсуков.
– Ну ты даешь, Иван! – Сверчкевич аж присел. – Ты вот думаешь хоть иногда, что ты говоришь? Ну это разве слова сознательного советского командира? Ты совсем бдительность потерял? Да может, он…
– Паша, – Барсуков вплотную подошел к Сверчкевичу, нависая над ним сверху, – отстань от парня.
И, повернувшись, зашагал прочь.
В талантах Коломейцева старший лейтенант не ошибся. Уже с первых занятий по вождению на танкодроме стало ясно, что из парня выйдет толк. А через месяц учебная «двадцатьшестерка» под управлением Коломейцева не просто образцово брала на предельной скорости все установленные препятствия, но и выписывала такие пируэты, что посмотреть на занятия приезжало даже командование бригады. Коломейцев удостоился наградных часов с гравировкой «За отличное вождение», а Барсуков – благодарности в приказе. Раз не обошлось и без курьеза – на стрельбах по движущимся мишеням экипаж так усердно крутил башню, что потерял ориентировку. Если принять во внимание, что машина в это же время в руках Коломейцева практически пустилась в пляс, уходя от мнимого ответного огня условного противника, то неудивительно, что после завершения маневров все находившиеся в башне на четвереньках вывалились под ноги подошедшему Барсукову. Вылезший из своего люка Коломейцев стоял рядом и скромно улыбался. К счастью, командование в тот раз на полигон не приезжало.
В конце августа политрук Сверчкевич был серьезно озадачен: нужно было грамотно донести до личного состава изменение внешнеполитической линии партии и правительства. Лекция о советско-германском пакте прошла в клубе в целом без эксцессов. Напряжение вызвал лишь один вопрос из зала, заданный молодым солдатиком из ремонтно-восстановительного батальона:
