Ты опустила их на стол и сказала:
– Тело папы все еще наверху. Я никому не сказала. Думаю, это странно.
– Разве?
– Я вроде должна кому-нибудь позвонить. И должна плакать.
– Почему должна?
Ты пожала плечами.
– Он ведь мой отец.
– Тогда почему не плачешь?
– Наверное, потому, что я чудовище.
Я не поняло твоего ответа, но это казалось несущественным, поэтому я вернулось к тому, что было существенно для меня.
– Я хочу вернуться домой, Элисон. Я хочу вернуться в свое тело. Здесь одиноко.
– Ты не вернешься, – сказала ты. – Я не знаю, как отправить тебя обратно. Так что смирись.
– Это неприемлемо.
Ты спокойно и уверенно встала из-за стола и подошла к бочке. На этот раз ты прикоснулась к ней, и, хотя это невозможно, я ощутило жар твоей крови и тепло твоего присутствия. Я не знало, что оно значит, но оно заставило меня замолчать.
– Ты должно было быть мамой. Понимаешь? Он хотел вернуть маму, но вместо нее получил тебя.
Мне было нечего ответить. Я вспомнило, как его перекосило от ужаса, когда он вытащил меня в этот мир и осознал, что натворил. Тогда я впервые узрело лицо любви.
– Я пойду наверх, – сказала ты и отвернулась.
Я почувствовало дикое и вселяющее страх притяжение.
– Не оставляй меня, – сказало я, и мой голос затерялся в треске приемника.
Ты не остановилась. Выключила свет, перед тем как подняться, и моя странная жидкая форма отбросила зеленые тени в темное пространство. Я никогда еще не испытывало подобного одиночества. Я начало понимать, что оно будет длиться вечно.
* * *
Наконец ты сошла к нам, в Энджел Рест. День был пасмурным и ветреным; ты спускалась по длинной дороге в город, и на этот раз волосы не скрывали твое лицо, а развевались за спиной, подобно темному раскрытому флагу. Вероятно, это небывалое происшествие должно было навести нас на мысль, что что-то пошло не так. Но мы лишь узники заведенного порядка, несведущие и немнительные. Едва ли можно распознать чудо, пока оно не затмит солнце своей красотой.
Ты направилась в кафе в местном книжном магазине и заказала чашку кофе, не обращая внимания на то, как на тебя глазеет кассирша. Ее звали Мэгги. Вы учились в одной школе, но она была старше тебя на три года и собиралась поступать в тот самый университет, откуда много лет назад выгнали твоего отца. С ее младшей сестрой вы вместе ходили на информатику, так что она была в курсе всех последних слухов и сплетен о тебе. Она слегка наклонилась вперед и втянула воздух, чтобы проверить, правда ли ты не моешься и оттого воняешь. Она ничего не учуяла, но решила, что ей мешает накинутая куртка. Когда ты протянула деньги, она постаралась не коснуться твоих пальцев и вместо того, чтобы положить сдачу в ладонь, бросила ее на прилавок.
Ты ведь замечала эти мелкие выпады?
Еще чуть-чуть, и Мэгги покинула бы город. Если бы твой отец протянул еще шесть или семь месяцев, она бы все пропустила.
Ты дождалась конца ее смены, и тогда пришел Джоуи. Он увидел тебя за столиком и почувствовал смесь страха, гнева и возбуждения. Он помнит, как вы ходили к Чертовой Иве в начале года и целовались, как он хотел продолжения, но получил отказ. Он помнит испытанное унижение и подавленное желание, а также страх того, что скажут люди, узнав, что он хотел перепихнуться с той, кого все в городе считают ненормальной. С тех пор он больше не разговаривал с тобой и даже не смотрел в твою сторону. Твое внезапное появление напугало его и в то же время взволновало.
