Расеянство - страница 42

–Не думаю, что найдется много желающих ударить мне по рукам. У нас нет конкурентов, а на замечания со стороны властей мне есть что ответить – повторяю, мне никто не присылает хирургов, а больных, меж тем, надо лечить и даже приходится оперировать. Так как? Принимаете мое предложение?

–С великой радостью!

Они прибыли в Дёблинг 30 июля – спустя несколько дней после беседы. Клиника, как и положено таким богоугодным заведениям, стояла за городской чертой – в лесистой местности, окруженной топкими болотами и заливными лугами. Воздух здесь был чистый настолько, что хотелось резать его и есть кусками. Прибыв сюда, Земмельвайс будто оттаял – город, в котором прошла юность, стоял неподалеку и навевал самые приятные воспоминания.

Фон Гебра и Земмельвайс вошли в первый корпус здания, представлявший собой административную часть – все здесь было цивильно и аккуратно и никак не напоминало о действительной сути места, в котором они пребывали. Приветливые медсестры встретили их весьма почтительно, проводив во второй корпус – здесь были уже запертые палаты.

–Кто здесь содержится? – проходя мимо стальных дверей, спросил доктор Земмельвайс.

–Больные, не опасные для себя и окружающих.

–А где же остальные?

–В подвале. Прошу Вас.

–В подвал? Зачем?

–Там операционный блок, там мы все и осмотрим.

Игнац следовал за провожатым. Чем глубже опускались они в подвальное помещение, тем мрачнее становились окружающие их интерьеры – здесь уже не было света и тусклое освещение давали лишь свечные светильники на стенах. «Как же они здесь оперируют?» – подумал Земмельвайс.

Весь персонал, состоящий из рослых и сильных санитаров, выстроился вдоль стены, приветствуя фон Гебру и его гостя. Дверь в одно из помещений была открыта.

–Что, сюда прикажете?

–Да, прошу Вас.

Земмельвайс застыл на пороге – перед ним была не операционная, а обитые войлоком стены самой настоящей палаты для сумасшедших. Он все понял. Но инстинктивное «Что это значит?» все же вырвалось из его уст. В ответ санитар сильной рукой втолкнул его вовнутрь и запер дверь. Доктор фон Гебра говорил с ним через решетку в раздаточной форточке для пищи.

–Консилиум признал Вас нездоровым. Вам следует побыть у нас некоторое время, чтобы мы могли понять, чем Вы в действительности больны и как Вас следует лечить.

–Вы с ума сошли! Что Вы себе позволяете?! Я здоров, и Вам это известно.

–У доктора Балассы другое мнение.

–Но он не психиатр!

–Зато уважаемый человек… Послушайте, Игнац, Ваши измышления не довели бы никого до добра, смиритесь с этим наконец. Здесь Вам будет лучше…

–Замолчите и немедленно выпустите меня отсюда!

Земмельвайс стал истово, что было сил, колотить руками по двери. Вскоре она открылась – и лучше бы этого не случалось. На бедного доктора посыпались удары кулаков санитаров, которые напоминали отбойные молотки – один, второй, третий, словно камни сыпались они на его голову. Наконец его сбили с ног и, как только он упал, стали силой закутывать в смирительную рубашку. Какой-то укол почувствовал он в предплечье, после чего глаза его стали непроизвольно смыкаться… Проваливаясь в сон, слышал он слова фон Гебры:

–Слабительное попробуйте. И обливания холодной водой.

Фердинанд Риттер фон Гебра больше не увидел этого своего больного – спустя две недели, когда он вернулся из отпуска, ему объявили, что Игнац Филип Земмельвайс скончался…

«…Общество не всегда умеет вовремя признать свои ошибки. В этом – его главная беда. Напротив, вместо их признания, зачастую оно начинает упорствовать в своем невежестве. Но оно не безнадежно до тех пор, пока, хоть и поздно, вовсе сознается и падает перед наукой и современной мыслью ниц. Вскоре после смерти Земмельвайса о нем вспомнили – Листер открыл антисептику, и тут выяснилось, что этот малоизвестный венгерский врач, оказывается, сделал свое открытие много раньше. Труды Земмельвайса стали печататься миллионными тиражами, больницы всего мира приняли на вооружение способ обеззараживания рук хлором, разработанный и внедренный им. Будапештский университет медицины и спорта назвали именем Земмельвайса, ему самому в 1906 году открыли памятник, на котором начертали: «Спасителю матерей», в его доме открыли Музей истории медицины. В 18 районе Вены есть клиника его имени и памятник ему на территории принадлежащего ей парка. Ныне весь мир знает его имя. И пусть при жизни он не получил признания, но сделанное им открытие спасает жизни людей до сих пор, подтверждая старую истину: «Лучше поздно, чем никогда».